История одной мамы. С первым ребенком было так тяжело, что я боялась рожать второго

© ThinkstockPhotos

Неважно, прочитала ли ты миллион книг по воспитанию и хороший ли у тебя педиатр, – некоторые дети просто изначально оказываются более трудными, чем остальные. Мама, не спавшая в течение двух лет, рассказывает, почему ей было так сложно решиться завести еще одного ребенка.

С того момента, как я решила завести детей, я всегда знала, что у меня их будет двое. Возможно, эту мысль вдолбила мне в голову моя мать. Сама она была единственным ребенком в семье, но нам с сестрой всегда говорила, что это родительский эгоизм. Вроде как ей самой всегда хотелось иметь брата или сестру. И когда мы с сестрой дрались и ругались, мама всегда говорила, что мы должны быть рады тому, что есть друг у друга. Потому что многие такой радости лишены.

Проблема с тем, чтобы завести двоих детей, заключалась вот в чем. Мой первый ребенок был ужасно непростым. Я бы даже сказала, он был самым тяжелым ребенком на свете. Он не спал вообще. До тех пор, пока мы, отчаявшись, не научили его засыпать в 10 месяцев с помощью метода «оставить проораться», он просыпался ночью каждый час. Но это не спасло нас от ежедневной ранней побудки. До полутора лет он просыпался каждый день в 4-4:30 утра. Каждый. Божий. День. Я была абсолютно вымотана и пребывала в глубокой депрессии, а после у меня заняло два года, чтобы выкарабкаться.

Я люблю своего сына, но он реально чуть не разрушил мой мозг и мой брак. Но даже в те ужасные дни, когда я рыдала каждый день от бессилия и усталости, когда мне казалось, что я не выживу, я знала, что готова решиться на все это снова.

Мы с сестрой давно взрослые, и у нас с ней очень близкие и доверительные отношения. Мне хотелось бы, чтобы у моего сына тоже было нечто подобное. Плюс, я сижу дома, и моя жизнь, как и жизнь мужа, вертится вокруг нашего ребенка. А нам не хотелось бы, чтобы он вырос избалованным маленьким принцем. Кроме того, не могу даже объяснить почему, у меня всегда было чувство, что без второго ребенка моя семья не будет полной.

Когда моему сыну исполнилось два, он наконец начал спать аж до 5-5:30 утра. Я начала принимать антидепрессанты и осознала, что вроде бы справляюсь с родительством, и иногда оно даже приносит мне радость. Короче, наступил момент, когда можно было бы родить второго.

Когда я сказала об этом мужу, он посмотрел на меня в ужасе. «За что ты так с нами??» – спросил он. Я понимала, о чем он. Я только-только начала понимать, на каком я свете. Мой брак начал вновь налаживаться, мое тело стало приобретать прежние очертания, а моя жизнь стала похожей на нормальную. Так почему я опять собираюсь пройти через весь этот младенческий кошмар? Я не знала ответа. Я просто знала, что должна завести второго ребенка.

Весь следующий год я пыталась забеременеть и все это время думала - а правильно ли я поступаю. Каждый раз делая тест и получая отрицательный результат, я испытывала одновременно разочарование и облегчение. Меня разрывало на части. С одной стороны я очень хотела второго ребенка. С другой – ужасно боялась еще раз все это пережить. Я с ужасом думала, во что я превращусь после еще пары лет без сна. Но несмотря на все эти мрачные мысли, мы с мужем старались, и в итоге я забеременела. Как раз к трехлетию нашего сына.

Я была одновременно рада и напугана. В первую беременность я боялась, скорее, своей неопытности. Я не знала, как устроены младенцы и что с ними делать. Но во вторую беременность я уже не была такой наивной. Я точно знала, на что я иду. И это было даже страшнее, чем неосведомленность первой беременности.

Когда я была беременна старшим сыном, я боялась всего на свете. Что если его похитят? Убьют? У него обнаружат психическое заболевание? Я боялась всего, что только можно было вообразить. Когда я была беременна вторым сыном, все, чего я боялась, – опять лишиться сна. Удастся ли мне когда-нибудь выспаться? Будем ли мы с мужем постоянно орать и ругаться, споря, допустимо ли использовать метод «проораться»? Окажется ли наш брак опять под угрозой только из-за того, что мы оба будем постоянно слишком уставшие и раздраженные? Впаду ли я снова в тяжелую депрессию? И главное, что меня мучило, – не буду ли я жалеть, что все-таки решила родить второго?

В итоге все оказалось не так страшно. Ну да, у нас были непростые моменты, но вовсе не такие ужасные, как я ожидала. Мой старший сын обожает брата и всегда рад помочь мне. А малыш? О, он настоящее чудо. Счастливый улыбчивый мальчик. Когда я вхожу к нему в комнату утром (в 6 утра, или даже позже, как к нормальным детям!), он всегда улыбается и гулит, а я каждый раз думаю: «Боже, да этот малыш – настоящий подарок!».

Мне как будто дали второй шанс, чтобы я смогла по-настоящему насладиться материнством. Конечно, я обожаю своего старшего сына. Но первые два года его жизни дались мне очень тяжело. Я не жила, а выживала в то время, мечтая о том, чтобы это поскорее закончилось.

Со вторым ребенком я просто наслаждаюсь каждой минутой. Радуюсь тому, как он улыбается, как он растет, учится делать новые вещи. Он так забавно смеется и радуется проделкам старшего брата. Да, когда старший возвращается домой из школы, наступает полный кавардак. Но это мой самый любимый кавардак.

Я не могу назвать себя оптимисткой, но мой младший сын помог мне пересмотреть взгляд на жизнь. Мы с мужем стали совсем другим типом родителей. Не буду врать, я все еще принимаю антидепрессанты и именно благодаря им научилась расслабляться и отпускать многие вещи, но со вторым ребенком все оказалось в разы проще, чем с первым.

Да, растить двоих детей непросто, но для нас этот опыт оказался необходимым. Завести второго ребенка было лучшим решением в моей жизни.

Десять лет в Москве, шесть месяцев жизни в сарае, два ранения, отобранная дочь и единственный шанс все исправить.

Это Кристина, молодая мама двоих детей из небольшого подмосковного городка.

По идее, я должен обогнать ее, чтобы сделать фронтальный кадр с ребенком, но это бесполезно - за Кристиной не угнаться.

Мы энергично шагаем по длинным лабиринтам областной больницы; у нее на руках двухнедельный сын Даня, а через пять поворотов и три этажа в палате отказников лежит ее полуторагодовалая дочь Настя. Это, собственно, и объясняет, почему Кристина несется, сметая на своем пути кордоны медсестер и пациентов.

Первый раз, когда опека забрала дочь, меня сюда не пустили, - говорит она в дверях приемного отделения за минуту до старта, - Пришла медсестра, начала ругаться, что мне, типа, не положено приближаться к дочери. К моей дочери! Представляешь?

В палате сидит мать Кристины. Их отношения довольно натянутые, и позже выясняется, что в сложившейся ситуации виноваты обе.

Не поделили ребенка, - констатирует Юлия, сопровождающий психолог, - Семья социально слабая, кризисная. Мама, - женщина, мягко говоря, неоднозначная, - хотела забрать Настю к каким-то родственникам, а Кристина была против. Ну и, слово за слово, по пьяной лавочке случился конфликт. Мать вызвала каких-то отмороженных друзей, те приехали, начали лупить Кристину с мужем, да так, что последнему достались два ножевых. Потом приехали сотрудники, сообщили в опеку и те забрали ребенка.

Молодая мама вертится вокруг Насти, бабушка пеленает внука. Все происходит синхронно, спокойно и на первый взгляд не скажешь, что эти две хрупкие женщины способны довести мужиков до поножовщины.

Ребенок смотрит на меня с опаской, а при попытке приблизиться более чем на три шага начинает плакать и прятаться за мать. Юля объясняет, что это последствия изъятия из семьи. Она говорит, что отказная палата, куда сдают ребенка на период, пока взрослые выясняют отношения, подобна камере хранения на вокзале. Проблема, правда, в том, что у ребенка и чемодана, - даже очень дорогого и кожаного, - есть ряд принципиальных различий.

Они тут лежат одни! Вообще одни! - слезоточит мать Кристины, которая после отъезда внучки прописалась в палате, - нянечек нет, медсестры заняты своими делами. Дети орут, плачут, кроме волонтеров с ними никто не занимается!

Юля дает знак, что стоит покинуть палату и оставить женщин наедине с детьми. Пока мы блуждаем по этажам в поисках выхода, я пытаюсь прояснить детали:

А почему у нее забрали старшего ребенка, а младшего оставили? Не логичнее ли наоборот?

Младшего она родила, когда Настя уже забрали.

Тогда еще более непонятно. Если у непутевой матери не забирают сына, значит причин, по которым необходимо изолировать от нее дочь, больше нет. Значит, получается, надо ее отдать. А если дочь не отдают, значит есть некая причина ее удерживать? И в этом случае, получается, надо забрать и сына? Нет?

Собственно, этот вопрос и будет решаться через несколько дней на суде по лишению родительских прав.

Мы идем по лесопарковой зоне в ближайшем Подмосковье. Кристина говорит, что тут расположен ее дом. Часом ранее Юля шепнула мне в машине, что под домом подразумевается обитый жестью сарай без окон, электричества, воды и отопления.

Кристина рассказывает о своих сложных взаимоотношениях с органами опеки:

После того случая с дракой к нам пришли тетки из органов опеки и сказали, что Настю надо положить в больницу. Сказали, что жить в этом доме нельзя, но я могу забрать Настю, как только куплю билет до Тамбова.

Тамбова?

Да, в детстве мы жили с мамой в Тамбове, а как умер брат, приехали к родственникам в Подмосковье. Потом, правда, поругались с ними и съехали, но я уже жила с Толиком.

Толиком?

Да, мы с ним сошлись, когда посадили Сергея, отца ребенка.

Понятно, - я решил оборвать на этом историю, чтобы не запутаться еще больше, - так и что там с опекой было дальше?

Я собрала Настю, отвела в больницу. Потом нашла денег и купила билет. Но когда я пришла в опеку, они сказали что я плохая мать. Почему это я, говорю, плохая мать? А они - у тебя нет документов на ребенка! А я им говорю - как же нет, вот они! И показываю свидетельство, выписки там, прививочки всякие. Они говорят: дай посмотреть. Я им дала, а они не вернули: сказали идти за ними на комиссию по делам несовершеннолетних…

Фантастика. Я много слышал историй: слышал, когда ребенка отбирали с ментами, слышал, когда дети убегали сами и просили снять опеку с родителей. Но такое – впервые.

Тем временем мы подходим к дому.

Кристина уверяет, что жили они тут недолго, потому что Толик потерял работу и со съемной комнаты их попросили. Пришлось приехать в летнюю резиденцию матери, с которой были и без того напряженные отношения.

Собственно, тут и произошел конфликт: в крохотной комнатушке без окон, где единственным намеком на технологический прорыв человечества являются часы на батарейках.

Среднестатистический житель провинции на севере Таиланда был бы счастлив заполучить такие хоромы. С другой стороны, тревогу сотрудников органов опеки, которые вряд ли стали разуваться на пороге, тоже можно понять.

Мы покидаем шалаш и отправляемся в опеку.

На подступах к опеке довольно людно: мы попадаем в обеденный перерыв и занимаем очередь. Юля объясняет, что Кристине нужно получить официальное разрешение на посещение ребенка.

По словам Кристины, она ходит сюда второй месяц, но каждый раз ее посылают. И судя по тому, как уверенно она показывает сторону улицы, откуда начальник опеки приходит с обеда, это похоже на правду.

Я тем временем разглядываю людей в очереди. Контингент посетителей самый разный: от умиротворенных и сияющих добротой женщин в годах, до молодых и нервных девчонок, вроде той, с которой мы приехали. К одной из них моментально бежит Юля: отказывается, это Лена, тоже одна из мам, которая добивается восстановления прав на ребенка.

В два часа открывается дверь и вереницу граждан, страждущих детей, - своих или приемных, - засасывает в самую глубь уполномоченного органа.

Начальник опеки заметно напрягается, увидев камеру.

Первые пятнадцать минут женщина демонстративно говорит по телефону с коллегой из соцобеспечения, призывая пустить какую-то сироту без очереди, а потом предлагает нам «посопровождать» на волонтерских началах пару сирот на выбор: девочку с ребенком на последнем курсе или мальчика, вышедшего недавно из мест лишения.

Тем не менее, заявление Кристины принимают, назначают входящий номер и даже обещают, - в разумных пределах, разумеется, - ускорить бюрократический процесс.

На сегодня все дела сделаны.

Через пятнадцать минут едем домой. Но не в тот дом, где два месяца назад Кристина замывала кровавые пятна от Толика, а другой, где молодая мама проживает сейчас.

- О Господи, но почему именно ей Ты дал особого ребенка?

Ей, потому что знал, что она справится.

Матери бывают разные. Есть мамы-кукушки, бросившие своих детей на произвол судьбы, раз и навсегда стряхнувшие с себя груз ответственности за жизнь, которую однажды необдуманно подарили. Есть мамы-тигрицы, требовательные и строгие, их отпрыски рождены побеждать любой ценой, тигрицы, ожидающие, что спартанское воспитание воздастся в будущем сторицей. Есть драконы, матери смертельно больных ребят, обреченных медленно и неумолимо угасать. Драконам пришлось отказаться от будущего, жить здесь и сейчас, любить малышей насколько это возможно, а потом отпустить их не в многообещающее будущее, а в безвременные детские могилы. Есть матери-волчицы, воспитывающие неизлечимо больных детей, терпеливые, сильные. У волчиц есть будущее, темное и неверное как игра теней, хрупкое как пламя свечи на ветру. Их жребий - испытание, каждый день - борьба за существование, награда - жизнь. Об одной из волчиц сегодняшний рассказ.

Беременность Марины (назовем её так) проходила отлично. Не то, чтобы она отличалась от других женщин в интересном положении, она была такова, что если бы гинекологи принимали перед родами экзамен, они смело вывели бы размашистой рукой твердую «пятерку» в зачетную книжку – обменную карту. Любимый, окрыленный новой ролью молодого папаши, носил милую на руках. В животе порхали бабочки, стояло чудесное лето, тесты были в порядке – что еще нужно для полного счастья? Однако над будущей мамой как Дамоклов меч висел печальный опыт прошлой замершей беременности, вторичное бесплодие и долгие годы безуспешного планирования. Все эти мучения, почувствовать черную глубину которых может лишь испытавший, на сухом медицинском языке обозначались как «отягощенный гинекологический анамнез». Поэтому Марина радовалась, но боялась, верила и не верила своему счастью. Врачи же наблюдали, наблюдали, и ничего не нашли.

День родов, который должен был стать самым счастливым днем в её жизни, омрачился тем, что ребенка, её маленькое родное дитя, которое она лишь немного подержала у тяжелой груди, увезли в областной центр патологии новорожденных. «Ничего страшного. Необходимо обследовать». Но было жутко, словно земля разверзлась и почва потерялась из -под ног, а всё её существо засасывало в чудовищную воронку. Она стерпела, выпрямила спину. Марина стала матерью и уже не могла позволить себе быть беззащитной и слабой.

Неужели нет никакого эффективного лечения, которое бы раз и навсегда вылечило эту болезнь? Или моему ребенку придется всю жизнь пить таблетки?

Вы задаете врачу глупые вопросы. Даже при современном уровне медицины нет способа раз и навсегда вылечить это заболевание, оно не лечится, а лишь компенсируется.

Всё было слишком нереально, чтобы быть правдой. Хотелось, как в детстве, уткнуться носом в подушку, зарыться в плед с головой и больше ни о чем не думать. Но хищные мысли не позволяли душевной ране затянуться, рвали на куски её плоть. «Почему, почему это произошло именно со мной?» И голос изнутри решительный и твердый: «Ты ни в чем не виновата. Так должно было случиться».

Матери не хотелось оформлять инвалидность своей кровиночке. Для нее это было все равно, что ставить клеймо на внешне здоровом малыше. Будто лично подписать смертный приговор и собственными руками казнить родное дитя. Однако ей приходилось вносить ежедневную плату за возможность видеть ребенка живым. Высокая цена равнодушного материального мира, где медикаменты и анализы дорогого стоят, заставила Марину поменять решение.

Диагнозы преследовали, один страшнее другого, но малютка – он был свободен от предрассудков и страхов - рос и развивался, как положено бутузу его лет. В пустом прежде доме раздавался звонкий ребячий смех, бальзамом на истерзанную душу родительницы проливался светлый лепет «ма-ма», маленькие руки доверчиво обвивали шею, и каждую ночь в кроватке слышалось ровное младенческое дыхание. Мать смотрела на дитя, ставшее для неё смыслом жизни, смысл, который мог в любой момент исчезнуть, стоит лишь прекратить приём лекарств.

Если мы не смогли что-то изменить, нужно научиться жить с этим. Марина не стала жаловаться на злую долю, обвинять весь свет в своих несчастьях. Ей оставалось посвятить себя ребенку, принимать деточку такой, какая она есть, выковать себе стальные нервы, до последнего, не сдаваясь, сражаться с недугом и радоваться каждому дню, прожитому вместе с крохой. Ведь счастье – рядом. Марина была в этом убеждена.

Джен Саймон

колумнист

Проблема с тем, чтоб завести двоих детей, заключалась вот в чем. Мой первый ребенок был ужасно непростым. Я бы даже сказала, он был самым тяжелым ребенком на свете. Он не спал вообще. До тех пор, пока мы, отчаявшись, не научили его засыпать в 10 месяцев с помощью метода «оставить проораться», он просыпался ночью каждый час. Но это не спасло нас от ежедневной ранней побудки. До полутора лет он просыпался каждый день в 4-4:30 утра. Каждый. Божий. День. Я была абсолютно вымотана и пребывала в глубокой депрессии, а после у меня заняло два года, чтоб выкарабкаться.

Мы с сестрой давно взрослые и у нас с ней очень близкие и доверительные отношения. Мне хотелось бы, чтоб у моего сына тоже было нечто подобное. Плюс, я сижу дома и моя жизнь, как и жизнь мужа, вертится вокруг нашего ребенка. А нам не хотелось бы, чтоб он вырос избалованным маленьким принцем. Кроме того, не могу даже объяснить почему, у меня всегда было чувство, что без второго ребенка моя семья не будет полной.

Когда моему сыну исполнилось два, он наконец начал спать аж до 5-5:30 утра. Я начала принимать антидепрессанты и осознала, что вроде бы справляюсь с родительством и иногда оно даже приносит мне радость. Короче, наступил момент, когда можно было бы родить второго.

Когда я сказала об этом мужу, он посмотрел на меня в ужасе. «За что ты так с нами?» - спросил он. Я понимала, о чем он. Я только-только начала понимать, на каком я свете. Мой брак начал вновь налаживаться, мое тело стало приобретать прежние очертания, а моя жизнь стала похожей на нормальную. Так почему я опять собираюсь пройти через весь этот младенческий кошмар? Я не знала ответа. Я просто знала, что должна завести второго ребенка.

Весь следующий год я пыталась забеременеть и все это время думала а правильно ли я поступаю. Каждый раз делая тест и получая отрицательный результат я испытывала одновременно разочарование и облегчение. Меня разрывало на части. С одной стороны я очень хотела второго ребенка. С другой - ужасно боялась еще раз все это пережить. Я с ужасом думала, во что я превращусь после еще пары лет без сна. Но, несмотря на все эти мрачные мысли, мы с мужем старались и в итоге я забеременела. Как раз к трехлетию нашего сына.

Когда я была беременна старшим сыном, я боялась всего на свете. Что если его похитят? Убьют? У него обнаружат психическое заболевание? Я боялась всего, что только можно было вообразить. Когда я была беременна втором сыном, все, чего я боялась - опять лишиться сна. Удасться ли мне когда-нибудь выспаться? Будем ли мы с мужем постоянно орать и ругаться, споря, допустимо ли использовать метод «проораться»? Окажется ли наш брак опять под угрозой только из-за того, что мы оба будем постоянно слишком уставшие и раздраженные? Впаду ли я снова в тяжелую депрессию? И главное, что меня мучило - не буду ли я жалеть, что все таки решила родить второго?

В итоге, все оказалось не так страшно. Ну да, у нас были непростые моменты, но вовсе не такие ужасные, как я ожидала. Мой старший сын обожает брата и всегда рад помочь мне. А малыш? О, он настоящее чудо. Счастливый улыбчивый мальчик. Когда я вхожу к нему в комнату утром (в 6 утра, или даже позже, как к нормальным детям!), он всегда улыбается и гулит, а я каждый раз думаю: «Боже, да этот малыш - настоящий подарок!».

Чтобы не пропустить ничего полезного и интересного о детских развлечениях, развитии и психологии, подписывайтесь на наш канал в Telegram. Всего 1-2 поста в день.

Еще интересное:

Как уложить ребенка спать без мучений: 11 советов от консультанта по сну Как победить школьный буллинг. История одной мамы