Страшнее, чем УК. Удастся ли искоренить обычай кровной мести на Кавказе? Что такое кровная месть на Северном Кавказе? Как такое возможно в XXI веке

Правообладатель иллюстрации TASS

Гудермесский суд Чечни готовится начать рассмотрение дела о покушении на убийство главы Чечни Рамзана Кадырова по мотивам кровной мести. Русская служба Би-би-си спросила исследователей этого обычая, в какой форме он сохранился до наших дней.

Кровная месть - это признак так называемого традиционного общества, где большая роль отводится обычаям - подобная практика социальной регуляции складывается веками. Речи о свободе поведения в таком обществе практически не идет: то, как следует поступать, определяется религией, общиной и родственниками.

В северокавказских регионах России - Чечне, Ингушетии, Дагестане, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии - на современном этапе, считают специалисты, сложилось полутрадиционное общество: модернизация его затронула, но точечно и абсолютно не коснулась сферы общественных отношений.

Дело о покушении на Кадырова было передано в Гудермесский суд в конце мая этого года. Заказчиком покушения следователи считают Ису Ямадаева. По версии следствия, с его стороны это месть за смерть братье - депутата Госдумы Руслана Ямадаева, застреленного на Смоленской набережной в Москве в 2008-м году, и бывшего командир а батальона " Восток " Сулим а Ямадаева, убитого год спустя в ОАЭ.

• Кадыров: убийство Ямадаева - кровная месть

Покушение на Кадырова, как считает следствие, обвиняемые готовили весной прошлого года на территории Ножай-Юртовского района Чечни. Материалы в отношени и Исы Ямадаева выделены в отдельное производство.

Перед судом предстанут бывший охранник Исы Ямадаева Азиз Альвиев, экс-боец батальона " Восток " Беслан Закараев и его сосед Шамхан Магомадов. Все они полностью признали вину.

За что объявляют кровную месть?

В основе кровной мести лежит принцип возмездия: за умышленное убийство человек, который его совершил, карается смертью, если семьям, к которым принадлежит убитый и убийца, не удается это урегулировать другими способами.

У некоторых народов Северного Кавказа кровная месть могла быть объявлена не только за убийство, но и за похищение женщины, прелюбодеяние и оскорбление.

Если речь идет не об убийстве, а ранении, то практикуется принцип "глаз за глаз".

Кровная месть - это только про мусульман?

Обычай кровной мести существует в обществах, исповедующих разные религии. В исламе он входит в категорию адата ("обычного права") - это совокупность обычаев в сфере имущественных, семейных и других отношений.

Так, адат регулирует традиции гостеприимства и почтения старшим, а также, например, обряд выкупа невесты.

Эти обычаи сложились в большинстве своем до того, как сформировался шариат - свод религиозных законов, основанных на богословско-юридическом толковании Корана.

Всем ли могут объявить кровную месть?

Кровная месть распространяется на любого человека вне зависимости от его положения. Даже если представить, что убийцей оказалась беременная женщина, она все равно будет подвергнута наказанию после родов и отнятия ребенка от груди.

"Сегодня кровная месть наступает чаще всего в случаях, когда виновный не признает вины, или же потерпевший чувствует свою силу и возможности, - говорит Шахбан Хапизов, научный сотрудник Института истории, археологии и этнографии дагестанского научного центра РАН. - В 95% случаев такие конфликты решаются все-таки в рамках современного уголовного кодекса РФ, по крайней мере, в Дагестане. Конечно, в этих случаях потерпевшая сторона чаще всего пытается давить на следствие и суд, добиваясь более сурового наказания. Но убийство за убийство - это 1-2% от общего количества смертельных случаев".

Можно ли обойтись без ответного убийства?

В большинстве регионов Кавказа в качестве одного из наказаний за убийство практикуется изгнание из общины - на время или навсегда.

"Несколько веков назад это было весьма суровое наказание, ведь убийца лишался всего имущества, родственников и поддержки общины, - поясняет Шахбан Хапизов. - В другой общине этот человек практически был бесправным".

В некоторых случаях кровная месть может быть заменена "платой за кровь" - денежной выплатой, о которой договариваются при посредничестве представителей общин или религиозных деятелей.

Обычно размер такой выплаты - постоянная величина, которая прямо указывается в своде законов.

Кровный мститель может убить самого убийцу или его ближайшего родственника, однако убийство родственника виновного вместо него самого в большинстве случаев осуждается. За этим могут последовать санкции по отношению к клану, который совершил кровную месть.

Однако если, к примеру, убийцу укрывает род, то наказать могут всех: изгнать из общины или разрушить дома.

Сожжение домов также практикуется, если преступник сам не сдался властям или потерпевшая сторона не смогла его найти.

Как можно помириться?

"Примирение возможно после суда старейшин рода, - рассказывает член научного совета Московского центра Карнеги Алексей Малашенко. - В зависимости от региона и этноса такой суд носит разное название. Суд выносит решение, по итогам которого одна сторона может простить другую".

Но есть и другие способы.

В Чечне, например, существует особый ритуал примирения между семьями. Это целый обряд, во время которого убийца и его родственники коллективно выражают скорбь и с извинениями приходят к дому убитого. Сам виновный стоит на коленях перед родственником потерпевшего - отцом или братом. Виновная сторона озвучивает, какое произошло преступление и просит прощения, выражает сожаление. Часто при этом ритуале виновный приходит с саваном.

В Дагестане, приводит пример Хапизов, в случае автомобильной аварии, где случилось непреднамеренное убийство, виновная сторона всегда приходит с извинениями. В случае увечий она может оплатить лечение. Если же виновник ДТП отказывается извиняться, это воспринимается как крайняя степень неуважения. После этого может последовать объявление кровной мести.

А что говорит российский закон?

Уголовный кодекс РФ (ст. 105) отдельно регулирует убийство на почве кровной мести, оно наказывается лишением свободы на срок от 8 до 20 лет. Однако по факту такой мотив правоохранительным органам сложно выявить, говорит Алексей Малашенко. "Это традиция, которую вряд ли возможно искоренить", - считает он.

Согласно практике применения УК, для квалификации убийства по мотиву кровной мести не имеет значения место совершения преступления, оно может быть совершено и за пределами территории, где кровная месть признается населением.

Власть и до революции, и после пыталась искоренить обычай кровной мести.

Так, например, в 1928 году в Уголовном кодексе РСФСР появилась 10-я глава "Преступления, составляющие пережитки родового быта".

В 1931 году после принятия поправки в Уголовный кодекс убийства по мотиву кровной мести стали "государственными преступлениями", за которые применялся расстрел. Комсомольцы объединялись в комитеты по борьбе с обычаем кровной мести и следили за такими случаями.

Однако свести на нет этот обычай не удалось. И уже на излете советской эпохи в регионах совершенно легально существовали созданные властями советы старейшин, а в постсоветское время в случае конфликтов со смертельным исходом населению рекомендовалось обращаться в шариатский суд.

В настоящее время в некоторых районах Кавказа настолько сильны правила адата, что порой при примирении враждующих потерпевшая сторона снимает все свои претензии к виновному в рамках уголовного разбирательства.

Суд и прокуратура в таком случае могут пойти навстречу, если между сторонами урегулированы все вопросы, говорит Шахбан Хапизов: "Они могут закрыть глаза на незначительное преступление: драка без ранений или с небольшими ножевыми ранениями".

Сколько поколений может длиться кровная месть?

У кровной мести не существует сроков давности.

Возмездие может настигнуть членов клана и через 100 лет, даже когда виновный и его близкие родственники умерли. Поэтому в интересах старших в роду решить все вопросы, связанные с местью, как можно скорее, чтобы не рисковать потомками. "Если примирения не происходит, гарантированно будут дальнейшие эксцессы. Поэтому старшие постоянно пытаются его добиться", - поясняет Шахбан Хапизов.

Эксперты сходятся во мнении, что кровная месть в том или ином виде продолжит существовать в традиционных и полутрадиционных обществах кавказского региона, где жизнь регулируется и адатом, и исламским правом, и российским законодательством.

Обычай кровной мести, существует у кавказских народов с незапамятных времен и до сих пор почти не изменился. Обычай кровной мести, как, кстати, и похоронный обряд, сохранил в себе дух древних времен, когда кавказские народы жили вне государства. Кровная месть выполняла роль государственного института, который регулировал взаимоотношения между жителями общины, предотвращал преступления и наказывал преступников.
Отомстить "кровью за кровь" не является на Кавказе анахронизмом. Обычай уходит далеко корнями в глубину веков, когда кавказцы жили под сводом неписаных законов под общим названием "адат". В древности закон кровной мести был основополагающим у вайнахских народов (чеченцев и ингушей), осетин, кабардинцев, дагестанцев. Когда эти народности вошли в состав Российской империи, они были вынуждены подстраиваться под те правила, которые диктовало им государство. В отличие от других кавказских народов в чеченском и ингушском обществах адат кровной мести не сумели вытеснить ни Российская империя, ни советский режим, ни репрессии. Возможно, потому что присоединение этих народов к России было насильственным, и оттого сохранение древних обычаев воспринималось как сохранение народа, который надеялся когда-нибудь обрести независимость.
На Кавказе кровная месть не имеет срока давности. Она может быть осуществлена через 50 или 100 лет, даже если виновник смерти и его близкие родственники умерли. Поэтому у кавказских народов считается, что лучше решить все вопросы, связанные с кровной местью, как можно быстрее, чтобы потомкам жилось спокойно. Когда кровник умирает естественной смертью, не дождавшись ни мести, ни прощения, под удар попадают его ближайшие родственники — брат, сын, внук, а если таковых нет, то другие родственники-мужчины.
Обряд кровной мести, описанный в адате, начинался, естественно, с мотива. Поводом для этого могли стать убийство, ранение человека, похищение девушки, захват земли, оскорбление гостя, чести, домашнего очага. После чего начиналась "процедура" кровничества. Если в ссоре убивают человека и виновник известен, то назначается разбирательство. Если устанавливалось, что повод к ссоре был не в пользу убийцы, то к его родственникам отправляется человек, чаще всего это старейшина села или дальний родственник жертвы, который сообщает о решение объявить кровную месть. Близкие родственники убитого обычно при этом не присутствуют. Кровная месть вступает в силу с момента ее объявления. Если убийца живет в одном селе с родственниками жертвы, то он, как правило, вместе с семьей уезжает в другое место, зачастую довольно далеко. О таком человеке говорят: «Луровелла», или «скрывающийся от кровной мести».
Это правило, как и любое другое в адате кровной мести, глубоко продумано древними. Во-первых, отъезд семьи убийцы продиктован требованиями безопасности, чтобы родные убийцы не попали под горячую руку разгневанных родственников погибшего. Во-вторых, процесс примирения имеет больше шансов на успех, если кровник и его родственники не будут, что называется, попадаться на глаза пострадавшей стороне. . Бывали случаи, когда дома с пожитками продавали за бесценок, и целые семьи, опасаясь возмездия за поступок родственника, вынуждены были покинуть не только село, город, но и республику. Часто представители виновной стороны, не дожидаясь гонцов от своих кровников, сразу отправляют к ним посредника с заявлением о желании начать процесс примирения. И это считается хорошим тоном.
Поначалу мстили только самому виновнику преступления. Простить своего кровника в те далекие времена считалось не менее уважительным, чем отомстить. Только сейчас мало кто прощает. История знает один прецедент прекращения кровной мести "волевым решением" - такой вердикт вынесли старейшины чеченских тейпов после депортации 1944 года, когда, по мнению многих, под угрозой оказалось само существование вайнахского народа.
В XIX-м веке, при имаме Шамиле закон кровной мести был скорректирован. С тех пор потерпевшая сторона могла сама выбирать, кого ей убить "в ответ". В этот список, как правило, входили ближайшие родственники убийцы и только по отцовской линии. Практиковались даже такие схемы, как убийство брата. Например, если убийство совершал человек, не очень уважаемый в селе, то убить могли его брата, которого все знали и уважали. Таким образом, родственникам убийцы пострадавшие наносили как можно более глубокую рану. Месть по крови была долгом и делом чести всех членов рода пострадавшего. Бывали случаи, когда она прекращалась - в случае непримирения - лишь после полного уничтожения одного из враждующих тейпов.
В отличие от уголовного права, кровная месть не имеет срока давности. Несколько лет назад в Чечне была снята месть, которую объявили еще в 1926 году! Правнуки тех, кто враждовал около семидесяти лет, помирились в начале ХХI-го века при посредничестве нейтральных тейпов. Вообще же примирение может происходить не раньше, чем через год после преступления, и все это время убийца должен находиться в изгнании, скрываться от мщения.
Процесс примирения или снятия кровной мести между враждующими сторонами проходит следующим образом. После достижения принципиального согласия о примирении в назначенный час, обычно на большом майдане (часто это бывает в поле за селом) встречаются представители одной и другой конфликтующих сторон, одетые в темные одежды и обязательно с покрытыми головами, направляются на околицу села, где намечена встреча. Никто из них не должен поднимать головы и смотреть в глаза представителям потерпевшей стороны.
После небольшого ритуального приветствия и молитв начинается сам обряд. Он крайне короток: ближайший родственник убитого при народе должен обрить голову и бороду своего "кровника". После этого тот считается прощенным. Считается, что если человек не поддался соблазну перерезать своему врагу горло во время бритья, то, значит, он осознанно простил его. После этого могут назначаться гуляния, обильные угощения, обязательные кавказские танцы.
В случае, когда подозреваемый в убийстве чеченец считает себя невиновным, а у пострадавшей стороны нет неопровержимых доказательств его причастности к преступлению, то снять подозрения можно, поклявшись на Коране. Клятва — это тоже целая церемония, в которой со стороны человека, ее приносящего, участвуют десятки людей. Бывает, что дают ложную клятву «кхера дуй». Считается, что клятвопреступление гораздо страшнее самого убийства, и часто бывает так, что родственники убитого, зная, что перед ними стоит настоящий убийца и клянется на Коране, все-таки принимают его клятву, полагая, что он наказал себя сам и гораздо страшнее, чем это могли сделать кровники. Кхера дуй — один из самых тяжких грехов ислама. Именно потому в обычае принесения клятвы прописана необходимость присутствия на такой клятве многочисленных представителей рода подозреваемого. Если с подозреваемым придет мало родственников, его клятву не примут, сказав ему: «Пойди и приведи стариков, которые разделят с тобой твою клятву».
Если же клятва принята, а потом при каких-то обстоятельствах выясняется, что клятву дал все-таки убийца, что он соврал всем, что он обманул и своих старейшин, которые клялись с ним вместе, то прощение аннулируется. От убийцы в таком случае могут отказаться его родственники, которых он подставил.
В кровной мести есть такое понятие, как «куйг бехки», что в переводе означает «виновная рука». Это очень важная деталь древнего адата, которую, увы, не всегда соблюдают. Суть понятия такова: преследоваться кровниками может только человек, от руки которого кто-то погиб.
Обязанность мщения также ложится на ближайших родственников убитого. Если месть осуществит друг, это будет считаться не кровной местью, а убийством, за которое мститель получит новых кровников. Впрочем, случается и так, что убийцу убивают его собственные родственники, а не родственники его жертвы.

Доброго времени суток, уважаемые читатели блога . Каждый народ имеет свои традиции и обычаи, мы привыкли к тому, что обычаи должны, в первую очередь, обладать воспитательной функцией для подрастающего поколения. Часто бывает так, что некоторые обычаи отдельных народов кажутся нам нелепыми, а порой даже жестокими. Хотя, имеем ли мы право осуждать обычаи тех народов, не познакомившись близко с их культурой? Право мы, конечно же, имеем, но будет ли наше осуждение объективным? Думаю, едва ли.

Поэтому, сегодня я, как уроженец Кавказа, могу взять на себяответственность рассказать вам об обычаи кровной мести и дать свою оценку этому явлению. Статья получила название «Кровная месть на Кавказе – восстановление чести или дань дикому обычаю» только лишь потому, что я рассматриваю этот обычай как с позитивной, так и негативной стороны. Сразу же скажу, что у меня двойственное отношение к обычаю кровной мести и, слава Всевышнему, я не сталкивался с этим обычаем.

Если взглянуть в отчеты МВД Дагестана, то можно увидеть, что в середине 2000-х годов около 15% всех убийств и покушений в республике были так или иначе связаны с кровной местью . Думаю, одних этих цифр достаточно для того, чтоб понять, насколько актуален этот вопрос на Кавказе . В то же время, правоохранительные органы Дагестана подчеркивают, что именно институт кровной мести блокирует разгул преступности в горных районах. Кстати, надо отметить, что обычай кровной мести больше распространен в горных районах.

Но почему же обычай кровной мести оказывается сдерживающим фактором на пути тех, кто намерен совершить убийство? Я думаю, вы сами уже догадались. Человек понимает, что, если он убьет кого-то (или сделает что-то плохое), то родственники убитого будут преследовать его до тех пор, пока не прольется кровь убийцы. Поверьте, это действует на людей намного лучше, чем законное лишение свободы. То есть, главный постулат обычая кровной мести: отомстить за убитого – обязанность каждого мужчины рода . Вы не поверите, но в некоторых горных аулах до сих пор на кладбищах есть специальное место, где хоронят тех, кто умер, не исполнив «кровного долга» или не примерившись с врагами. Кстати, посмотрите очень интересный репортаж о кровной мести в Чечне и о том, как власти борются с этим явлением:

Так, все-таки, обычай кровной мести – это «хорошо» или «плохо»? Я не хочу давать такую жесткую оценку, просто приведу для вас реальный пример, а вы там уже сами определите для себя «хорошо или «плохо». Летом 1995 года в дагестанском селении Тлярата была драка, в которой был убит молодой человек. Виновные в убийстве, понимая, что такое , сразу же сдались правоохранительным органам. Мать погибшего отказывалась хоронить своего сына до тех пор, пока не увидит убийц мертвыми. Родственники убитого сначала разгромили дома и сожгли машины убийц (кстати, никто за это не понес никакой ответственности). Потом эти же родственники ворвались в здание милиции, где находились виновные. И даже тогда сотрудники милиции не стали вмешиваться в происходящее. Единственное, что спасло виновных – это то, что сестра убитого, не желая кровопролития, сорвала с головы платок и бросила его перед нападавшими. Кстати, это еще один обычай, к которому часто прибегали женщины на Кавказе для того, чтоб прекратить бойню. Впоследствии, старейшинам удалось примирить два враждующих клана, но семьям убийц пришлось уехать из села навсегда.

Как относиться к обычаю кровной мести – дело каждого человека, но то, что этот обычай до сих пор практикуется на Кавказе – известный факт. Единственно, радует то, что в последние годы правоохранительные органы довольно жестко пресекают такие прецеденты. Подводя итог этой статьи, хочу высказать свое мнение: – это не отмщение за убийство, а восстановление чести рода. Но, подобное «восстановление чести» противоречит законам России, поэтому я не приветствую этот обычай.

Друзья, я и дальше буду раскрывать вам тайны обычаев и традиций народов Кавказа. Например, на очереди у меня еще 2 обычая – это обычай воровства невест и стереотипы о положении женщин на Кавказе . Для того, чтоб первым узнать об этих и многих других интересных статьях, предлагаю вам подписаться на обновления моего блога.

Кровная месть на Кавказе

Кавказ принадлежит к числу достаточно редких в мире регионов, где кровная месть, возникнув в глубокой древности, никогда не прерывала свою историю, существует в некоторых местностях и поныне. Это — область южной Евразии, расположенная между тремя морями, пересеченная горными хребтами, отличающаяся разнообразием климатических зон, в основном благоприятных для постоянного проживания людей, ведения земледелия и скотоводства. С доисторических времен на кавказской территории селилось множество племен и народов, вынужденных существовать в условиях жесткой конкурентной борьбы за лучшие территории, природные и иные ресурсы, что надолго определило суровость нравов в межнациональных отношениях, повышенную чувствительность людей к таким ценностям, как национальное единство, неприкосновенность национальной территории, нетерпимость к любым формам давления извне. За этими вроде бы современными ценностями просматривается наследие родовых традиций, присутствие которых ощущается и в наши дни. Кавказ всегда был удивительным этническим феноменом. Многонаселенный и много языкий, он исторически избежал смешения племен, не переживал эпохи «переселения народов», осевшие на своих землях племена трансформировались в малочисленные народы с уникальными языком и традициями. Предки многих кавказских народов составляли аборигенное население региона, так что может показаться, что они жили в нем со времен «сотворения мира». Если в западных странах и в Древней Руси родовой строй был свернут сравнительно рано, то на Кавказе он законсервировался надолго, ибо многие внутренние и внешние обстоятельства этому активно содействовали. Официальная пропаганда советского времени предпочитала говорить о «пережитках родового быта» на Кавказе, но на самом деле у некоторых народов родовой быт существовал в натуральном, хотя и адаптированном к современным условиям, виде.

Еще одной особенностью этнической ситуации на Кавказе является неравномерность социального развития народов. Наряду с племенами, которые придерживались архаических родовых порядков, прибегали к кровной мести без каких-либо «скидок» на цивилизацию, еще до нашей эры определились высокоразвитые народы, далеко ушедшие по пути исторического прогресса. Они создавали ранние государства, налаживали экономические и политические связи с тогдашними мировыми центрами, каковыми в разное время были государства Древнего Востока, Древняя Греция и Древний Рим, Персия, позднее — Византия. Кавказ никогда не был «культурной окраиной мира», через него осуществлялся обмен духовными ценностями между Востоком и Западом. Многие кавказские народы имели собственные культурные достижения мирового значения (достаточно вспомнить нартовские сказания осетин и адыгов). Однако кровная месть на Кавказе оставалась практически повсеместным явлением, ей как выражению родовой традиции отдавали дань практически все народы, включая наиболее продвинувшиеся в социальном и культурном отношении.

Очень трудно себе представить некий усредненный или типический институт кровной мести на Кавказе, ибо такового просто не было. Нормы, регулирующие данный институт, у каждого народа были своими и отличались крайним своеобразием. Сведения о кровной мести на Кавказе до XIX века не имеют систематического характера, собирание и запись обычаев кровной мести в научных целях, изучение соответствующей практики началось довольно поздно. Но практические попытки письменно зафиксировать некоторые обычаи в качестве адатов, действующих в рамках мусульманской правовой доктрины, предпринимались некоторыми ханами, начиная с XVI века (правовой сборник уцмия Умма-хана), В Дагестане эти попытки отражали религиозно-политическую ситуацию, связанную с распространением ислама, поэтому здесь институт кровной мести был адаптирован, не без некоторых трудностей, к требованиям Корана, который, как известно, не поощрял месть как таковую, но рассматривал примирение кровников и прощение убийцы как богоугодное дело. В случаях неумышленного убийства существовала высокая вероятность того, что дело закончится прощением виновного и выплатами в пользу родственников. Умышленного убийцу Коран разрешал подвергнуть смерти, но если ему удавалось бежать и скрыться, он становился «канлы» — человеком, обреченным на месть со стороны родственников, если только со временем не получит их прощения. Проходили годы и десятилетия, прежде чем родственники убитого («хозяева крови») соглашались через посредство духовных лиц вести переговоры об условиях прощения. Материальным соображениям при этом придавали обычно второстепенное значение, важно, чтобы виновный и его родичи повинились, согласились пройти унизительные процедуры в доказательство искреннего раскаяния убийцы, желание забыть вражду и жить в добром мире с бывшими врагами (3). Это — характерная черта поздних форм кровной мести, которая не является чисто кавказским явлением. Согласно старым курдским обычаям, если убийца явится к мстителю одетый в саван и с приставленным к горлу клинком сабли в знак того, что отдает себя на милость родственников убитого, то это мирное предложение не может быть отклонено [Никитин 1964, с. 214]. Когда кровная месть на Кавказе обратила на себя внимание в России и Западной Европе (XVIII-XIX вв.), она, судя по всему, уже прошла стадию высшего развития, но еще не достигла времени упадка. Месть на Кавказе существовала с незапамятных времен, еще в ХIХ - начале ХХ века она распространялась настолько широко, что, казалось, соответствующей практике конца не будет. Согласно официальной уголовной статистике начала ХХ века, 80% всех преступлений в Дагестане совершались на почве кровной мести, ежегодно фиксировалось 500-600 убийств, более двух тысяч телес ных повреждений [Бобровников 1999, с. 174]. Кровную месть считали «визитной карточкой Кавказа». К тому же она была необычайно пестрой и разнообразной, ибо рядом существовали институты кровной мести, происхождение которых относилось к разным историческим этапам, отвечало различным уровням социального развития племен и народов. Здесь уживались архаические и поздние формы, доисламские и исламские элементы кровной мести, переплетались обычаи родовой и семейной мести, что в целом усложняло общую картину, порождало представление о неупорядоченности данной сферы отношений. Между тем кровная месть всегда была делом, тщательно регулируемым, и даже анархические порывы, к которым обычно склонны слишком темпераментные участники кровной вражды, имели нормативные границы; они означали, собственно, «упорядоченную анархию». На общем фоне выделялись отдельные регионы, где обычаи мщения осуществлялись с большим размахом, имели особенно важные последствия в общественной жизни. «Главным очагом кровомщения была центральная часть региона — Чечня, Ингушетия и Осетия, в особенности горная. Здесь мстили за все: за убийство, независимо от его мотивов, увечье (вопреки рекомендуемому шариатом принципу талиона), обиду, тем более нанесенную женщине. В этой части региона, вопреки преследованию по закону и многократным попыткам примирительных комиссий уладить старые распри между фамильно-патронимическими группами, кровная месть не умерла и до настоящего времени» [Думанов, Першиц 2008, с. 69]. Самые древние обычаи обнаруживали высокую степень сопротивляемости внешним давлениям, оказывались весьма живучими.

О преобладании архаического характера мести говорит то обстоятельство, что денежные выплаты как знак искупления вины убийцы перед родственниками убитого долго и упорно отвергались многими родственными группами и семействами. Иностранные путешественники по Кавказу отмечали «состояние постоянной войны, страха, подозрительности, которое царит между черкесскими племенами. Никто не выходит без страха. Особенно свирепствуют в своей местности князья и дворяне, поскольку они никогда не соглашаются на “тхлил уасса”», то есть плату цены крови, а всегда требуют кровь за кровь» [Адыги, балкарцы 1974, с. 447-448]. В XVIII в. академик П. Паллас, совершивший поездку на Кавказ, писал в своих Заметках о путешествии в южные наместничества Российского государства в 1793 и 1794 гг.: «У черкесов ответственность за убийство падает на всех родственников. Эта необходимость мстить за кровь родственников является причиной большой части распрей между ними и между всеми кавказскими народами; и если они не кончаются в конце концов выкупом или женитьбой между семьями, то вражда продолжается до бесконечности» [Адыги, балкарцы 1974, с. 220]. Многие враждебные и натянутые отношения между родами могли перерасти в кровную месть. Поводов для этого было великое множество. Вражда и месть проистекали часто из бытовых ссор, драк и рукоприкладства, оскорбления, присвоения имущества, поджогов, скотокрадства и т.д. Серьезной причиной вражды и мести у абхазов были оскорбление матери и отца, неурядицы в семейно-брачных отношениях, например, отказ от данного слова при заключении брака, самовольного развода, оставление женой мужа и наоборот [Инал-Ипа , с. 433-434]. Первоначальное убийство, если оно не было случайным, совершалось на почве уже возникшей, иногда давней, вражды между родственными группами из-за женщин, земли, территории — здесь находятся самые распространенные поводы для мести. В эпоху родового строя, а в некоторых регионах и в более поздние времена, кровная вражда могла вспыхнуть в любом случае, когда члены группы полагают, что какие-либо слова и действия чужаков, соседей являются оскорбительными, задевают честь их рода. Высокими понятиями о родовой, а затем и семейной чести можно объяснить живучесть обычаев кровной мести на Кавказе. Понятия эти, как отмечал этнограф В.А. Калоев, обобщая осетинский материал, восходят к культу предков: «Символом единства семьи был очаг. Религиозное почитание очага и надочажной цепи было тесно связано с культом предков. Поэтому сильнейшим оскорблением, неминуемо влекшим за собой кровную месть, было оскорбление очага и надочажной цепи. Однако, месть возникала часто и из-за оскорбления чести дома или отдельных его членов — в связи с похищением женщин, прелюбодеянием, нарушением обычая левирата» [Калоев 1967, с. 167]. Многие враждебные и натянутые отношения между родами могли перерасти в кровную месть. Поводов для этого было великое множество.

У кавказских народов, как и у многих других, кровная месть была долгом, но, как правило, не являлась слепым его исполнением. Присущие поведению ее участников фанатизм и анархия до известной степени уравновешивались общими правилами, представлявшими собой зачастую определенные этические ограничения. В древние времена зародилась абхазская поговорка «Убей врага по совести», т.е. с соблюдением множества этических требований, составляющих неписаный кодекс кровной мести — кодекс совести, предписывающий находящемуся в глубоком расстройстве человеку, что можно и нельзя делать. Кто-то мог пренебречь этими правилами, переступить через них в порыве гнева, но тем самым он покажет свою слабость, несдержанность, заурядный характер и недалекий ум. Никто не одернет зарвавшегося мстителя, не станет угрожать санкциями, но ему скорее всего откажут в уважении, перестанут относиться как к почтенному человеку, на его род и семью падет нехорошая слава. «Позор страшнее смерти» — это, по существу, принцип поведения участников отношений кровной мести. Тот, кто попадал в ситуацию кровной мести, старался выйти из нее с достоинством, выдержать испытание с честью для себя и своих родственников. Убийца или обидчик, которому объявлена месть, не должен был присутствовать на публичных собраниях, пока там находился мститель или его родственники, обычай избегания строго соблюдался до завершения конфликта. Смысл этических ограничений поведения мстителя сводился к требованиям не нападать на врага врасплох, когда он безоружен, беззащитен. Обычаи тех же абхазов не позволяли убивать кровника, когда он спит, отдыхает, принимает пищу, купается и особенно, если находится у кого-то в гостях [Лакырба 1982, с. 98].

У дагестанских аварцев существовало понятие «черное убийство», оно обнимало случаи лишения человека жизни по корыстным мотивам, убийство ночью из засады, в собственном доме, с нарушением обычаев гостеприимства. Тот, кто убил «по-черному», покрывал себя презрением односельчан. Право убежища кровника обеспечивалось существованием многообразных и безукоризненно соблюдаемых обычаев гостеприимства, которые часто помогали разрядить напряженную ситуацию, подготовить необходимые условия для примирения сторон. Убийца всегда остается под охраной гостевого права, весьма развитого на Кавказе, до тех пор, пока его родственники не уладят дело с семьей убитого. В ожидании этого убийца должен прятаться подальше от мест, где проживает семья убитого, к себе он возвращается после того, как дело улажено, и платит «баш» — или сразу, или по частям [Адыги, балкарцы 1974, с. 393-394]. Нападение на гостя в доме или усадьбе хозяина, когда бы оно ни произошло и чем бы оно ни мотивировалось, считалось кровной обидой хозяину, который становился мстителем по отношению к нападавшему. Обычаи гостеприимства на Кавказе являлись своеобразным институтом убежища, которым мог воспользоваться кровник, спасаясь от немедленной расправы. Преследуемый по пятам, он не всегда мог добраться до какого-либо гостеприимного дома, но когда это удавалось, защита и покровительство хозяина, обычно сильного и влиятельного человека, были гарантированы. Хозяин ответствен не только за безопасное пребывание гостя в своем доме, но и за благополучный уход из дома. На Кавказе говорили: «Приход в дом — дело гостя, а уход — дело хозяина». Если месть настигала гостя сразу же после выхода из дома, то хозяин считал себя обиженным. В основе «гостевого права» на Кавказе лежат понятия чести семьи, каждый гость, находящийся под крышей дома, пользовался защитой и покровительством его хозяина. В случае нападения на гостя хозяин расценивал это как «оскорбление дома», считал своим долгом объявить кровную месть нападавшему.

Несмотря на эксцессы в ходе преследования и уничтожения врагов, практика кровной мести на Кавказе не отличалась от подобной практики в других регионах мира какой-либо изощренной жестокостью. Обычай отрубать голову, уши и руки у кровника не был широко распространенным, хотя в некоторых областях он существовал до XIX в. У хевсуров, например, кисть руки является символом власти, крепости, силы. Поэтому обычаи требовали от хевсура отрезать у кровника кисть правой руки и в качестве трофея прибить к стене своего дома [Крупнов 1960, с. 367]. Существовали правила, исключающие особо мучительные способы умерщвления человека, например во время поединка. По чеченским обычаям кинжал надо было держать так, чтобы наносить только рубящие раны. Если это правило нарушалось и человек умирал от колющего удара, смерть считалась умышленным убийством, а виновный подлежал мести. Он не мог рассчитывать на примирение с родом убитого. Со временем, однако, излишне жесткие нравы смягчались, суровые обычаи уступали место другим, более гибким институтам, позволяющим надеяться на мирный исход дела, на получение материальной компенсации, если семья или близкие родственники убитого испытывали в ней нужду. В древности осетины имели обычай мести, согласно которому мстители, если им удавалось захватить виновного, убивали его на могиле убитого, дабы напоить его кровью. Впоследствии этот обычай был заменен символическим пролитием крови посредством надрезания уха убийцы на могиле убитого, что являлось частью обряда примирения [Калоев 1967, с. 167]. Впрочем, тенденция к смягчению обычаев мести затрагивала не все области и не все слои населения. Прекращение кровопролития, замена мести платой за кровь отвечали перспективам простонародья, чего нельзя было сказать о высших слоях общества. По свидетельству русского чиновника И.Ф. Бларамберга, изучавшего обычаи черкесов в XVIII веке, «между людьми низкого происхождения убийство в зависимости от обстоятельств улаживается посредством денег, имущества, скота и так далее; но между князьями и узденями убийство редко улаживается с помощью денег; обычно требуют кровь за кровь. В этом случае кровная месть передается от отца к сыну, от брата к брату и тянется до бесконечности, пока не будет найден способ примирить оба враждующих семейства. Лучший способ прийти к этому — это чтобы обидчик выкрал ребенка в семье пострадавшего, взял его к себе в дом и воспитал его до возмужания. После того, как ребенок возвращен в родительский дом, все старые обиды обрекаются на забвение с помощью двухсторонней клятвы» [Адаты балкарцев 1997, с. 127]. Примирение является наиболее желаемым исходом кровной вражды для обеих сторон или хотя бы одной из них.

Довольно часто возникали ситуации, при которых к примирению стремилась виновная сторона, тогда как потерпевшие не спешили избавляться от конфликта, поскольку по горячим следам обычай разрешал им нападать на противника, его имущество, захватывать скот и т.п. На определенное время, обычно, до придания тела убитого земле, родственники жертвы, если они были достаточно сильные, могли подвергнуть «разграблению» дом и имущество виновного. «Вообще у горцев в случае смертоубийства виновный и его родственники стараются, как можно скорее, через кого следует, похоронить павшего, а родственники убитого стараются медлить, потому что до придания тела земле все родственники делают набег в дом и кутаны убийцы, забирают, сколько могут, баранты и все, что успеют забрать, оставляют в свою пользу; назад из взятого не требуется ничего и во время уплаты за кровь не полагается даже в цену; обряд этот называется хадатеж или ульдук» [Адаты балкарцев 1997, с. 127]. В этой связи могли возникать сложные проблемы по выплате материальных компенсаций, разрешить которые мог только умелый и опытный посредник. XIХ век на Кавказе ознаменовался развитием множества институтов посредничества и примирения. В эпоху, когда кровная месть стала значительной помехой на пути объединительных экономических и политических процессов, зарождения первичных форм публичной власти у одних народов и ранней государственности — у других, отношение к данному институту, хотя и медленно, но менялось. Союзнические отношения между горскими народами нередко срывались из-за кровной вражды, которая ослабляла совместные политические действия, например, во время кавказской войны XIX века. «Не лишнее сказать, что обычай кровомщения, бывший причиной постоянных междоусобий в чеченской земле, был лучшим союзником русских, которые нередко прямо пользовались им, как средством бросить в страну семена розни и внутренней вражды» [Потто 1994, с. 67]. Однако провоцировать кровную месть со стороны не было особой необходимости, поводов для нее в это бурное время было более чем достаточно. Одновременно росло понимание необходимости положить конец практике кровной мести, ограничив ее для начала умелым применением выплат, компенсаций, платы за кровь. Все больше людей становились сторонниками подобного образа действия. Хотя месть не перестала быть «частным» делом, население и общественность старались использовать свою силу, чтобы предотвратить трагическое развитие событий, направить его в мирное русло. Они часто обращались к враждующим сторонам с предложением «доверить народу решение их дела». Не удивительно, что многие кровавые распри благополучно улаживались в ходе коллективного и единоличного посредничества. Многие посредники достигали в своем деле высокой степени мастерства, о них говорили, что «они умеют примирить огонь и воду».

Надо сказать, что институт кровной мести хорошо вписывался в действительность раннего феодализма, играл не последнюю роль в формировании вассальных отношений между семействами, одни из которых искали союза и покровительства у предводителей сильных родов, т.е. у феодалов. Так было не только в Европе, но и в других регионах мира. Некоторые семейства на Кавказе, спасаясь от кровной мести, бросали свои дома и семьи, переселялись во владение феодала, где оказывались в полной зависимости от него. Нередко феодал оказывал разоренному семейству помощь при внесении платы за кровь, но в таком случае оно попадало в крепостную зависимость от покровителя [Калоев 1967, с. 167]. Могущественный род имел возможность усиливать свое экономическое и политическое влияние в округе, присоединяя к числу своих «вассалов» враждебные или нейтральные родственные группы посредством института аталычества. Его важное значение в системе общественных связей кавказских народов отмечал в свое время М.М. Ковалевский в известной работе «Закон и обычай на Кавказе».

Аталычество зародилось в глубокой древности, широко использовалось как средство укрепления межродовых связей, предотвращения вражды, примирения в случаях кровной мести. Обычаи устанавливали порядок, при котором один род усыновлял и воспитывал ребенка или детей из другого рода, возникала форма искусственного родства, порождавшая, как правило, не менее сильные обязательства, чем настоящая родственная связь. Это был эффективный метод умиротворения социальной среды, укрепления союзов между родами. С этой целью применялись обряды взаимного и неоднократного усыновления детей, что являлось абсолютной гарантией против возникновения кровной вражды между соответствующими группами. «Воспитание ребенка по обычаю аталычества и усыновления преграждало путь мести, так как этим способом два различных рода заключали между собой родственный союз, а внутри одной родственной группы кровная месть не допускалась» [Инал-Ипа , с. 441]. В чужом доме ребенок воспитывался как родной сын, а когда он достигал совершеннолетия, то его, наградив конем, оружием, одеждой, с церемониями возвращали в родную семью. Как средство примирения институт аталычества действовал в условиях углубляющегося неравенства социального положения групп в пользу привилегированной стороны. Под давлением родственников, не желающих ввязываться в кровную вражду с богатым родом, потерпевший мог согласиться отдать на воспитание своего сына (у некоторых кавказских народов, например у абхазов, можно было отдать дочь, брата, сестру или иного близкого родственника) в семью убийцы, что, собственно означало прекращение кровной вражды. Если глава обиженного рода или семейства упрямился, то родственники убийцы похищали его ребенка для воспитания и тем самым принуждали его к примирению. Такой же эффект достигался, если сам убийца, ворвавшись в дом потерпевшего, насильно касался губами груди женщины из его рода либо мать, сестра или жена убийцы тайно проникала в дом убитого, хватала первого попавшегося ребенка и делала вид, что кормит его [Инал-Ипа , с. 442]. За все этим следовало примирение, материальные выплаты, обязательства помогать друг другу по-родственному. В процессе феодализации общественных отношений сильные княжеские семейства на Кавказе, опираясь на освященные обычаем механизмы родового общества, в том числе и институт аталычества, успешно формировали зависимый слой населения из числа людей, принадлежавших некогда к враждебным родам, и даже к бывшим кровникам.

Практика кровной мести у большинства народов Кавказа по многим линиям пересекалась с таким необычным, своеобразным и сложным явлением как абречество. В него втягивались люди, для которых вражда и месть становились на определенное время или навсегда главным делом жизни; они были одержимыми в своей ненависти к врагу, иногда неперсонифицированному, представленному какой-то категорией лиц или даже первым встречным. Возможно, что на каком-то этапе оно существовало как некое дополнение к институту кровной мести, порождение соответствующей практики, но со временем переросло это значение, и в XIX в. абречество превращается в особый тип индивидуального и группового бунтарства на почве различных конфликтов, связанных с ослаблением родовых отношений, угрозами безопасности традиционного общества (4). Месть и вражда остаются ведущими мотивами действий абреков, но они, эти действия, не вмещаются в рамки частной кровной мести, приобретают более широкую направленность и своего рода повстанческий, террористический характер. Во время кавказской войны абреки часто нападали на русские войска и русское население, так что в сознании последних надолго закрепилось представление о них как о разбойниках. Абреками, как свидетельствует один из авторов, русские называли лихих наездников, спускавшихся с гор небольшими партиями для набегов. Это был тип людей, принявших на себя обет долгой мести и отчуждения от общества вследствие какого-нибудь сильного горя, обиды, позора или несчастья [Потто 1994, с. 65]. Как правило, людьми данной категории становились молодые воины с неуравновешенным характером и необузданными страстями.

Слово «абрек» этимологически восходит к индоевропейским и древнеперсидским языковым формам с устойчивым значением — разбойник, изгой, бродяга [Ботяков 2004, с. 5-6]. Все эти значения в достаточной степени верно характеризуют и само это явление, однако абрек является изгоем, бродягой и разбойником на почве мести. Важно то, что он мститель, этим объясняется многое в природе абречества. Связь между перечисленными «ипостасями» абрека, разумеется, не оставалась неподвижной, соотношение между ними изменялось в зависимости от времени и места. Когда-то он был больше мстителем, чем разбойником, где-то он был больше изгоем и отшельником, чем бродягой. Поэтому попытки определить, хотя бы описательно, типическую фигуру абрека в старой литературе бывали часто неудачными. Один из первых исследователей кавказских правовых обычаев Ф.И. Леонтович, например, писал: «Абрек — изгой, исключенный из семьи и рода, т.е. вышедший из родовой зависимости и потому лишившийся защиты и покровительства рода. Абрек по преимуществу убийца» [Леонтович 1882, с. 359]. Но этот тип абрека, хотя он существовал, не имел повсеместного распространения. Выступая против власти Российской империи, абреки часто были не в ладах и с собственной родовой властью, бросали вызов родственникам и старейшинам. Разрывая полностью или частично отношения с собственным родом, они не стремились опереться на поддержку других родов, отвергали установленный порядок вещей, пренебрегали некоторыми традиционными ценностями, что ставило их в положение изгоев, людей без определенной социальной среды. Некоторые абреки становились одинаково страшными и своим и чужим, отличались ненавистью ко всему человеческому. Обрекая себя на подвиг абречества, молодой чеченец давал клятву не щадить ни своей крови, ни крови всех людей. В одной из таких клятв были слова: «Клянусь отнимать у людей все, что дорого их сердцу, их совести, их храбрости. Отниму грудного младенца у матери, сожгу дом бедняка и там, где радость, принесу горе.

Если же я не исполню клятвы моей, если сердце мое для кого-нибудь забьется любовью или жалостью — пусть не увижу гробов предков моих, пусть родная земля не примет меня, пусть вода не утолит моей жажды, хлеб не накормит меня, а на прах мой, брошенный на распутье, пусть прольется кровь нечистого животного» [Потто 1994, с. 68]. Если подобного рода клятвы действительно приносились, то человек, произнесший эти человеконенавистнические слова, ставил себя вне религии, и он должен был покинуть религиозное сообщество. Абрек становился изгоем в полном смысле этого слова. Отсюда его безрассудная храбрость, не сдерживаемая никакими заповедями жестокость, привычка не дорожить своей и чужой жизнью, готовность переступить любые законы, кроме тех, которые приняты самими абреками в качестве их неписаного этического кодекса. Можно бы назвать абречество в пору его расцвета особым движением, которое временами принимало широкий размах, но это было бы едва ли верным по отношению к абсолютно неорганизованному, неуправляемому явлению.

Очевидно, что абречество есть продукт разложения родовых отношений, возникло оно на относительно поздних стадиях развития института кровной мести, когда принципы родственной мести начинают активно вытеснять месть родовую. Это означало, что большинство родственников со стороны убийцы и убитого, связанных с ними степенями родства, не считавшимися слишком близкими, уже не считают себя обязанными участвовать в отношениях мести, особенно в сборе средств для кровного выкупа. В некоторых случаях убийца, преследуемый беспощадными мстителями, мог оказаться наедине со своей судьбой, без всякой помощи и поддержки со стороны родственников, включая близких. Потрясенный до глубины души, сильно разочарованный в людях, убийца уходил в горы, становился абреком, чтобы «дорого продать свою жизнь». Но, конечно, бывали случаи, когда убийца либо родич, ожидающий неминуемой мести, уходил в абреки с согласия старейшин, одобрения и при содействии родственников. На этот шаг решались тогда, когда группа, будучи малочисленной и слабой, не могла защитить себя от более сильного противника, когда люди понимали, что, приняв вызов к участию в отношениях кровной мести, они поставят свой род под угрозу уничтожения. Выход находили в том, что сам убийца, а с ним иногда и несколько родственников становились абреками, принимали месть на себя, отводя удар от родного семейства. «Иногда случается, что род, которому принадлежит убийца, отказывается от платежа за кровь, предоставляя обиженным самим отомстить убийце. Тогда убийце остается только бежать из общины в абреки и скитаться бездомным, пока он не будет убит мстителями или не найдет средств помириться и заплатить за кровь» [Леонтович 1882, с. 167]. Подобные случаи являлись исключительными, но они все же были, определенно свидетельствовали о том, что родовая организация кавказских народов уже не могла обеспечить безопасность родственных групп, вынуждена искать обходные пути для защиты чести рода.

«Таким образом, формирование социальной категории абреков проходило как за счет тех, кто спасался от мести, так и за счет тех, кто ради нее покидал общину» [Ботяков 2004, с. 22]. Шли объективные процессы снижения возможностей коллективного мщения, месть становилась делом семейным, индивидуальным. Из среды участников отношений кровной мести наиболее значительными шансами стать абреками обладали мстители из небогатых родственных групп. Они не могли на равных условиях вступать в кровавое соперничество с крупным княжеским родом. Предвидя будущее поражение в схватке, не желая терять всех или многих, род признавал за одним из своих членов право осуществить месть на свой страх и риск. Тот, на кого падал выбор, становился отверженным, отчужденным от своей семьи и рода. Он переставал участвовать в каких бы то ни было торжествах, появляться в общественных местах, заботиться о благоустройстве жизни, заниматься полезной деятельностью. Он не имел права вступать в брак и обзаводиться семьей. У всех на виду он демонстративно отходит от дел своего семейства, стремится только к тому, чтобы как можно скорее поразить врага насмерть [Инал-Ипа 1965, с. 436]. Действует, по-видимому, та же логика, что и в случае превращения убийцы в абрека, — мститель старается отмежеваться от рода, чтобы на родичей не распространялись последствия его кровавых дел. Меньше всего можно предположить, что это был сговор между своими людьми, хотя некоторые элементы этого явления, очевидно, присутствовали. Во всяком случае, миссия абрека была самоотверженной, он шел «на значительные жертвы ради ближнего» [Инал-Ипа 1973, с. 55]. Скорее всего, речь идет о рациональной тактике выживания людей в условиях разложения родовых коллективов, имущественной дифференциации, формирования феодальной знати из княжеских родов. Часто уход в абреки выглядел как реакция на трудности осуществления кровной мести. Если убийца скрылся и спрятался в горах, лесу, находится в отдаленной местности либо нашел надежную защиту у своих родственников, то один из мстителей, как правило, молодой горячий человек давал обет уйти из дома и не возвращаться, пока не исполнит кровную месть. Прощаясь с покойником, этот человек должен был ровным и твердым голосом произнести слова клятвы: «Пусть душа твоя будет спокойна, я отомщу за тебя». Отныне месть становилась его зароком, его личной обязанностью и долгом. Другой причиной ухода в абреки могло быть несогласие молодого человека с родственниками, склоняющимися к принятию выкупа за кровь брата или отца. Покрыв голову черным башлыком в знак траура, абрек уходил в безлюдные места, вел там отшельнический, аскетический образ жизни, нападая время от времени на тех, кто имел отношение к вражескому роду, или просто на путников. Иногда абрека в самом деле трудно было отличить от разбойника, встреча с ним на горных тропах считалась небезопасной.

Дело в том, что абреками становились не только участники отношений кровной мести (убийцы и мстители), но и люди, добровольно ушедшие либо изгнанные из своих мест и родственных групп за буйный нрав, позорные дела и неуживчивость. Среди них было немало лиц психически не уравновешенных, мрачно настроенных и жестоких, которые постоянно совершали преступления, наводившие ужас на людей. Не случайно на Кавказе бытовала пословица: «У абрека дурная слава». Бывало, что абреки объединялись в отряды, которые терроризировали население, поэтому абреки не только мстили, но и сами подвергались мщению. История абречества полна примеров, когда бесстрашный герой, неумолимый мститель соединялся в одном лице с жестоким убийцей и садистом. К тому же абреки часто отличались надменным поведением и презрением к простонародью. Убийство из мести, к которому они прибегали, живо напоминало террористический акт: оно было показательным, громким, внушало ужас и страх всем людям в округе, а не только обидчикам. Кроме того, всем своим поведением абрек показывал, что для него требования обычаев кровной мести не являются строго обязательными, он был неумеренным мстителем, не склонным к мирному решению кровного конфликта. Все это не могло не содействовать преодолению феномена абречества в социальной жизни первой четверти ХХ века. Но было ли само это явление необходимым, имело ли оно какое-либо значение для дальнейшего развития общественных отношений на Кавказе?

Абречество не совсем забытая сегодня страница истории Кавказа; анализ этого явления вызывает интерес не только исторический или научный. В последние годы ему посвящен ряд научных публикаций. Ю.М. Ботяков, автор специальной монографии по данному предмету, приходит к выводу, согласно которому абречество «явилось естественным следствием конфликтов личности и общества, развивавшихся в традиционной среде, а также своеобразной формой оппозиционных настроений, давления на общество не только отдельных индивидуумов, но в ряде случаев и целых социальных групп, например, группы мужской молодежи» [Ботяков 2004, с. 202-203]. Конечно, тот материал, который мы здесь привели, недостаточен для столь крупных обобщений, но и наша постановка вопроса (абречество и кровная месть) дает представление о большой степени отчужденности между абреками и социальной средой. Парадокс и «причуда истории» заключаются в том, что это отчуждение приходит в жизнь кавказских народов через институт кровной мести, который веками интегрировал, сплачивал такую традиционную систему человеческих отношений, какой является родовая организация. Современные авторы (Ю.М. Ботяков, В.О. Бобровников) отмечают исторически изменчивый облик абрека на протяжении XIX - начала XX в., но при этом признают наличие определяющих характеристик, свойственных абреку вообще, в какое бы время он ни жил. «Во-первых, речь идет об особом положении, его абрек занимал по отношению к основному ядру общества, которое можно определить как маргинальное.

Во-вторых, не менее важной в плане обозначения контуров этой категории общества является ситуация мести, в которой абреки оказывались и которая выстраивала соответствующим образом их поведение по отношению к окружающему миру. Объектами мести абрека могли стать его кровники, мироеды, представители царской власти на местах или даже сама община, откуда его изгоняли или которую он покидал добровольно» [Ботяков 2004, с. 201-202]. Из этого можно было бы заключить, что абрек, независимый и свободный от всяких уз воин, руководствуется только императивом мести, а мстит он всем и каждому, кого считает носителем зла, источником обид, причиненных лично ему, либо общине, из которой он исторгнут, либо обществу, от которого он отчужден. В его положении много двусмысленности, он как социальная фигура неясен до сих пор.

Идея абречества, в сущности, та же, что лежит в основании института кровной мести, т.е. идея возмездия врагу за творимые им злодеяния. Абрек истинный волонтер мести, на почве которой он «свихнулся», превратившись в «профессионального мстителя», избравшего для себя этот ужасный род занятий. Своим свирепым видом, дикими выкриками, безотчетной жестокостью он пытался «испугать и прогнать зло», действуя средствами насилия, которые меньше всего для этого подходят. Несмотря на многие одиозные черты, абречество невозможно представлять себе как преступное сообщество оторванных от родной почвы людей, так же как не всякого абрека можно отождествить с разбойником, хотя бы и «благородным». Абреков боялись, но ими также и восхищались, о них слагали героические легенды, которые дошли до наших дней, их незаурядность, храбрость и удальство возбуждали острый интерес, хотя отношение к ним со стороны кавказских народов менялось в зависимости от места и времени. Участие абреков в войне против русских, безусловно, имело политическое значение, оно поощрялось теми силами, которые вели эту войну с целью ограничения русского влияния на Кавказе. Нам представляется, что именно политический мотив, скорее, чем сугубо исторический или культурологический, лежит в основе нынешнего интереса к проблеме абречества на Кавказе. Такой вывод представляется логичным, если учесть современную геополитическую ситуацию в этом регионе, опыт работы некоторых политических сил с «мужской молодежью» кавказских народов с учетом ее характера, особенностей и местных традиций.

Если внимательно присмотреться, то в абречестве, по крайней мере в некоторых его видах, мы увидим одно из явлений, исторически предшествующих терроризму, каким он вошел в историю ХХ - начала ХХI века, и в особенности кавказскому терроризму, политизированному криминалитету, который опирается на уголовные институты и преступления для достижения политических целей. Преступники и убийцы не перестают быть таковыми, если они пытаются оправдать свои действия лозунгами политической борьбы за некое «правое дело», которое на самом деле может оказаться предрассудком, иллюзией или чем-нибудь похуже. На вопрос, содержались ли в абречестве элементы террора, нет, конечно, простого ответа, но он, несомненно, будет утвердительным, если взять период Кавказской войны ХIХ в., «устрашающие» нападения абреков на русские войска, набеги на мирное русское и нерусское население. Совершая убийства попавших под горячую руку правых и виноватых людей, абреки стремились к террористическому эффекту, а он состоит в том, чтобы пробудить в людях психологию животного страха, привести общественность в оцепенелое состояние, лишить ее способности адекватно воспринимать действительность. Конечно, абрекам далеко было до современных террористических технологий (взрывов в метро, нападений на школы и театры), разработанных в специальных центрах, но у них тоже кое-что получалось.

Надо полагать, что абрек еще не был совершенным террористом, кровный мститель в его душе, т.е. адепт упорядоченной мести, брал верх над разбойником, нарушителем «законов мести», ниспровергателем древних обычаев. Кроме того, существовали разные типы абреков, что зависело от обычаев и нравов той местности, из которой они происходили. Некоторые из них не занимались разбоем, и, отомстив обидчику, возвращались домой для мирной жизни. Чем больше действия абрека отходили от принятых в округе обычаев кровной мести, тем скорее он мог стать террористом, т.е. расчетливым убийцей, наводящим ужас на людей, которые ему лично ничего плохого не сделали. Статус абрека был сопряжен с необходимостью добровольного или вынужденного оставления общины, которая с этого момента ответственности за его действия не несла. Нечто похожее практикует и современные террористы на Кавказе, которые дистанцируются от своей семьи и близких, чтобы избавить их от вопросов со стороны властей и общественности. Пожалуй, наиболее существенная черта, объединяющая абречество с нынешним терроризмом на Кавказе, это схожий социальный состав, — молодые люди мужского пола, фанатического склада характера и ума, презревшие все виды и роды общественных занятий и «ушедшие в борьбу». Понять психологию и социальные основы подобных явлений значит многое узнать об истоках терроризма, одного из самых тяжелых недугов современного мира.

(Окончание следует)

Примечания

(3) Акт примирения был публичным, с элементами ритуальной символики, подчеркивающими искренность намерений сторон. Об одном из таких актов, случившемся среди кочевников Бакинской и Елисаветпольской губерний, сообщала в 1884 г. газета «Московские ведомости» со ссылкой на газету «Кавказ».
«Община приговорила убийцу и его соучастников к уплате вознаграждения семье убитого в размере 1000 рублей. Примирение состоялось при следующей обстановке. Оседлали лошадь, необходимую придачу к вознаграждению, привязали к седлу саблю, перекинули переметную сумку, в которую вложили деньги, и процессия направилась к кибитке семьи убитого в следующем порядке: впереди вели лошадь, позади шел мулла, читая коран, а за ним убийца и его родственники в белых саванах с саблями на шее — знак раскаяния; далее шел отец убийцы, почетные жители кочевья, женщины с распущенными волосами и в заключение толпа зрителей. Навстречу процессии вышла мать убитого, сняла с лошади сумку, пересчитала деньги, сообщила об этом своим родственникам, и тогда все присоединились к процессии и начали оплакивать убитого. Затем мать убитого сняла сабли с шеи убийцы и его товарища и отдала им в руки; разорвала на них белый саван, и церемония примирения была окончена. После этого начался пир, по окончании которого все присутствовавшие на нем отправились на могилу убитого, оглашая воздух заунывными песнями» (Якушкин Е.И. Обычное право русских инородцев. М., 1899. С. 184).
(4) Хотя прямых аналогий абречеству у других народов мы не находим, все же нередко встречались типологически близкие категории полубезумных лиц мужского пола, ведущих бродячий образ жизни, принимающих облик зверей (в основном волков и медведей), чтобы убивать людей, резать скот, уничтожать имущество. У скандинавских народов — это берсерки, бесстрашные воины, впадающие в неистовство в схватке с врагами. У лангобардских племен изгоимстители составляли особый круг или, лучше сказать, шайку, которая жила изолированно в лесу либо на острове. Мстители облачались в волчьи шкуры, внезапно нападали на людей, наводили на них страх и ужас. Обычно это были люди, «лишенные мира», изгнанные из родов за злые дела. Прикрываясь звериными масками, они опустошали «родные селения», мстили за свое изгнание недавним родственникам и соседям. Их дела обрастали легендами об оборотнях, лесных хищниках, людях-зверях [См. Дворецкая и др. 1995, с. 84-85].

МАЛЬЦЕВ Геннадий Васильевич — заведующий кафедрой теории государства и права Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, доктор юридических наук, профессор, член-корреспондент РАН, заслуженный деятель науки РФ

КРОВНАЯ МЕСТЬ - обычай, сложившийся при родовом строе как универсальное средство защиты рода. Как отмечается в отдельных современных энциклопедических словарях: состоит в обязанности (прим. авт.: выделено нами, поскольку спорно в современном употреблении, как безусловная обязанность) родственников убитого отомстить убийце или его родным.

В.И. Даль отмечал, что такой вид мести, как БАРАНТА встречается у азиатских пограничных народов, а более у кочевых народов (самоуправная месть, по междоусобиям). Баранта тем отличается от военных набегов, что нападающие, из опасения кровомести, идут без огнестрельного и даже без острого оружия, а берут ожоги, вместо копий, обух и нагайку. При этом великий ученый соотносил такие понятия как барантовщик (участник в баранте) и разбойничий наездник, грабитель.

По В.И. Далю, мщенье (или месть) - это действие, по значению глагола означающее, оплату злом за зло, обидой за обиду, а ОТМЕЩАТЬ (отместить, или отомщать, отомстить, отмщать) - отмстить кому что (за что), чем, выместить, отдавать злом за зло, воздавать, верстать, попомнить злом, посчитаться, отплатить обидой за обиду (согласно поговорке: «займу, да дойму - сыщу, да отомщу! Бог отомстит, накажет, покарает»; иногда говорили: «мне, Бог отомстить за него, наградит, воздаст добром за обиду»; «воздастся за зло»; однако замечалось и другое: «не отмщай, не отместится и тебе», «всякая неправда перед Богом отомщается», «нет молитвы на отомщение», «за зло - отместников много, а за добро нет», «один Бог праведный, отомщатель - каратель»).

Кровомщение, как обычай встречался в разное время у разных народов. Как отмечается в энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, одним из поводов к войне в 311 г. в Римской Империи Константина Великого (род. 27 февраля 274 г.) с Максенцием послужила месть убийце отца.

Так, у некоторых племен Австралии совершение убийства приводит к кровной мести, принимающей чрезмерные формы, открытые насильственные столкновения. В группе племен с полуострова Арнемленд, имевших ранние контакты с более развитой мусульманской цивилизацией, существует контролируемая месть, подчиняющаяся точно установленным правилам.

Таким памятником права как Мхиара Гоша Судебник - сборником норм армянского феодального права, составленным в конце XII - начале XIII в. вардапетом (ученым монахом) Мхтиаром Г ошем кровная месть запрещалась.

Беки и Агбуги законы - законы властителей грузинского княжества Самцхе-Саатабаго Беки (1361 - 1391 гг.) и его внука Агбуги (1444 - 1451 гг.) содержали в основном нормы уголовного права и узаконивали кровную месть.

Как отмечает Е.Н. Трикоз, многие исследователи склонны излишне юридизировать кровную месть, хотя и обоснованно пытаются вывести из нее дальнейшее развитие уголовно-правовых институтов.

Н. Рулан делает два интересных вывода: «С одной стороны, месть не является диким импульсом, ее осуществление проистекает из целого комплекса четко отработанных механизмов - системы возмездия. С другой стороны, мера наказания не является завершением процесса развития, начинающегося с мести: наказание и месть сосуществуют в любом обществе, будь то общество традиционное или современное».

Кровная месть возникла как явление межсоциорное. Внутри раннепервобытной общины кровной мести не могло быть в принципе. Когда один член рода убивал другого его члена, роду, безусловно, наносился ущерб. Но убить убийцу означало нанести роду еще один такой же ущерб.

Кровная месть и вообще нанесение ответного ущерба на той стадии было суровой необходимостью. Ведь когда община теряла человека, то изменялось соотношение сил в пользу той, члены которой совершили убийство. Если оставить убийство безнаказанным, то это откроет дорогу для новых такого же рода действий, что в конце концов может привести к гибели общины, не нашедшей силы для ответного удара. Уничтожение члена общины-обидчика, во- первых, восстанавливало баланс сил, во-вторых, было предупреждением всем соседям, что ни одна смерть члена данной общины не останется безнаказанной. Они в свою очередь неотвратимо понесут потери. Не следует думать, что убийство члена рода обидчика могло быть воздаянием только за убийство. Оно могло быть и воздаянием за другие тяжкие виды ущерба.

Кровная месть могла вызвать ответную кровную месть и положить начало бесконечной эстафете убийств, которая могла привести к гибели обоих враждующих коллективов. Необходимостью стало возникновение каких-то правил, регулирующих конфликты между коллективами. В результате возник знаменитый принцип, который известен под названием талиона (от лат. talioni - возмездие). Он состоял в том, что ответный ущерб должен быть равен инициальному ущербу: «око за око, зуб за зуб», «смерть за смерть». В случае нанесения потерпевшей стороной эквивалентного ущерба стороне, инициировавшей конфликт он считался исчерпанным и вражде клался конец. Ныне потерпевшая сторона не имела права на возмездие. Если же она пыталась это сделать, то развертывался новый конфликт, снова возникала вражда.

Так начало формироваться одновременно и понятие, и чувство справедливости. Когда одной стороной был нанесен ущерб другой, то произошло нарушение справедливости. Справедливость должна быть восстановлена. Самый первый способ ее восстановления - возмездие, т.е. нанесение потерпевшей стороной точно такого же ущерба стороне обидчика или обидчиков. Понятие справедливости было важнейшим в обычном праве. Оттуда оно перешло в законное право, где сохранило свое значение. Как известно, латинское слово «юстиция» (justitia) означает справедливость. Возникнув в сфере обычного права понятие справедливости затем вошло и в число категорий морали.

Хотя кровная месть имеет древние истоки, этот обычай сохранился до наших дней. До сих пор убийства, совершаемые по мотиву кровной мести, встречаются во многих странах, например, в Греции, Албании, Сербии, Италии, на Корсике, Японии, Йемене. Этот древний обычай общинно-родового строя бытует на территории Туркмении, Таджикистана, Киргизии, Казахстана, Грузии, Абхазии, Азербайджана. Как показало изучение судебно-следственной практики, случаи убийств по мотиву кровной мести сохранились и на территории России, преимущественно среди народов Северного Кавказа: Адыгеи, Дагестана, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии, Чечни.

Г.И. Диасамидзе отмечает наличие «кровной мести» у аджарского народа (ранее Аджарская АССР).

В ходе исследования, проведенного О.П. Левченко, было проинтервьюировано 150 человек - представителей наций и народностей Северного Кавказа. Из них 72% подтвердили существование этого обычая на их территории. Кроме того, были опрошены 150 работников правоохранительных органов (органов внутренних дел, прокуратуры, суда). Из них 87% дали утвердительный ответ.

Ответ на вопрос «А как относятся к обычаю кровной мести граждане республик Северного Кавказа?» можно найти в работе М. Бриганте «Мой народ сошел с ума», в которой автор отмечает, что, несмотря на прекращение фазы активных боевых действий в Чеченской Республике, в больницы г. Грозного продолжают доставлять молодых людей с ножевыми и огнестрельными ранениями, и все это результат «кровной вражды», в которую втянуто все населе­ние республики, но об этом не принято говорить в открытую.

В Осетии поводом для кровной мести могли стать не только пролитие крови или оскорбление женщины, но и следующее своеобразное преступление: «Если кто снимет с очага цепь, на которой висит фамильный котел, и выбросит ее за дверь». Эта цепь олицетворяла кровнородственную связь, столь ценимую на Кавказе. У осетин оскорбление, когда человека называли «лжеприсяжник», - очень часто являлось причиной для начала кровной мести. Кроме того, поводом к кровной мести могли послужить следующие деяния:

«1. Когда из стада овец, крупного рогатого скота или табуна лошадей во время прохождения по горным склонам, одно из животных спустит камень и этим причинит проходящему ушиб или смерть.

2.За нечаянное или неосторожное убийство или поранение из ружья, причем кровомщение распространялось как на самого случайного убийцу, так равно и на хозяина ружья.

З.За причинение лошадью, собакой или другим домашним животным смерти, увечья или поранения человеку.

4.Если же смерть человека или поранение последовали во время скачки, то кровная месть распространялась как на самого виновного, так и на хозяина лошади, которая причинила увечье.

5.За убийство вора на месте преступления.

6.За умышленное или нечаянное убийство или поранение во время игры или ссоры малолетних детей.

7.При ссоре 2 человек, если кто из них схватит у кого-либо из присутствующих ружье и им убьет или поранит своего противника, то хозяин ружья также подвергается мщению наравне с убийцей.

8.За нечаянное или неосторожное убийство или поранение во время стрельбы в деле с неприятелем или на охоте.

9.За убийство женщиной или девушкой, которые подверглись гнусному насилию одного из злодеев, причем кровная месть распространяется на родственников женщины;

10. Если девушка, засватанная в малолетнем возрасте, хотя бы и в колыбели, откажется впоследствии выйти замуж за просватанного человека, и т.д.».

У карачаевцев поводом к началу кровной мести было шпионство.

По-разному относились и к тому кругу лиц, к которому можно было применять кровомщение: «Тогда как в магалах Ганк, Ганш и Мюра, расположенных в Верхнем Кайтаге, число родственников, подлежащих наравне с убийцей кровомщению обиженного рода, достигает цифры семи человек, в Каракайтаге число их не превышает четырех, в Северной Табасарани - трех, в Магале Гамримском и селении Башлы - одного, а в самурском округе родовому возмездию подвергается исключительно один виновник преступления». В урахлинском обществе преследованию со стороны родственников убитого могли подвергаться и женщины. В цахурмском обществе, в аулах андийского округа и в части селений унцукульского общества убиты могли быть все, кто проживал с убийцей в одном доме, или весь его род.

У кумыков, поводом для кровной мести могло быть не только убийство, но и другие противоправные действия или действия, которые по местным обычаям признаются оскорблением.

При исполнения приговора действовал принцип коллективной ответственности рода за действия отдельных его членов. Определяя меру наказания виновнику, одновременно выносили решение, обеспечивавшее гарантию его выполнения. Такой гарантией было назначение обеими сторонами в перекрестном порядке поручителей, который обязан был поручиться за своих родственников в деле безусловного выполнения решения суда. Поручитель в присутствии свидетелей обязывался принудить сторону к исполнению решения суда. Поручитель свои обязанности отправлял за вознаграждение со стороны обвиненного. Если поручитель не выполнял взятой на себя обязанности, то ему грозило бесчестие. С ним просто переставали общаться.

В ряде областей обычаи действовали постольку в данном вопросе отсутствуют предписания Корана и сунны. Если какие-либо обычаи противоречат какому-либо другому положению ислама, исламское право их не признает. Однако, например, в Чечне приоритет отдавался обычаям. Там и сам ислам был воспринят через призму обычаев. Приоритет отдавался адату и в ряде других областей: в Дагестане был возможен насильственный захват, производимый потерпевшим из имущества обидчика, и так называемый шикиль, что противоречило шариату. Причем шикиль мог быть обращен на имущество любого члена этого рода. Этот вид ответственности был закреплен в кодексе Рустема, акте, который объединял многие нормы обычного права, действовавшие на территории Дагестана. Причем это объединение не было искусственным, как сборники адатов, которые неоднократно составлялись царской администрацией, например, в 1825 году. Кодекс реально действовал, регламентируя исполнение того или иного наказания. Там регламентировалось, к кому не мог быть применен шикиль: к кади, к гоушу (судебный пристав), старику и ученику (при мечетях). Шикиль не мог быть произведен в безлюдной местности, так как непременным его условием была публичность захвата. Наказанием за нарушение этого правила был штраф в пользу того, кто мог потерять свое имущество, в 10 раз больший, чем стоимость отбираемого имущества. За препятствование шикилю внутри населенного пункта на чинившего препятствия налагался штраф в виде определенного количества ткани. На табун или стадо не могло быть обращено взыскание. Это ограничение было обусловлено, так как в это стадо или в этот табун входили лошади или бараны разных родов. Адат не был неизменен. Так, в Чечне периодически собирался Совет страны, авторитетнейшие правоведы, которые решали, есть ли необходимость изменить тот или иной обычай с учетом сложившейся ситуации. Новые адаты применялись на территории всей Чечни. В каждом населенном пункте были толкователи адатов, к ним могли обратиться те, у которых возникали вопросы в применении адатов.

В Дагестане в области уголовного права и процесса активно применялся шариат. Хотя часть историков относит ряд процедур к обычаям, на самом деле их происхождение - шариат. В качестве примера можно привести тот факт, что учение Шафаи требует в случае убийств или прелюбодеяния четырех свидетелей со стороны обвинения, в остальных уголовных делах достаточно двоих. Эти же цифры восприняли дагестанские адаты.

Сегодня наблюдается трансформация обычая «кровной мести». Например, в Дагестане. В частности, отдельные этнические традиции не просто получают криминальное применение, но и превращаются в криминальные традиции. Трансформация такого рода прослеживается на примере все того же обычая кровной мести. Так, если первоначально ее объектом на Кавказе являлись те, на ком «лежит кровь рода», то позднее кровомщение стало ответной мерой на оскорбление женщины, захват земли, тяжкое оскорбление словом или действием. Теперь кровомщение распространяется и на лиц, свидетельствующих против преступников, в частности, на участников организованных преступных групп, сотрудничающих с правоохранительными органами или отказавших в

предоставлении помощи преступной группировке, выплате «дани» и т.п.

Х.М. Мусаева, в своем исследовании отмечает совершение насильственных действий, носящих характер мести, в отношении конкретных государственных и общественных деятелей. В частности, 27 августа 2003 г. в результате взрыва в автомобиле был убит министр по национальной политике, информации и внешним связям Республики Дагестан Магомед-Салих Гусаев. Основным мотивом убийства считается месть ваххабитов, поскольку погибший был одним из идеологов борьбы с ваххабизмом и постоянно заявлял о необходимости искоренения этой разновидности террористов. Еще одним примером является убийство в начале сентября 2002 г. начальника 6-го управления по борьбе с экстремизмом и уголовным терроризмом МВД Дагестана Ахбердилава Акилова. Основной версией убийства является кровная месть ваххабитов.

Современная национальная политика государства не базируется на глубоко осмысленной концептуальной основе, не обладает необходимой гибкостью, ей недостает дифференцированного подхода, предметного учета исторического многообразия вековых традиций, самобытности культур и духовности, уклада жизни кавказских народов, отношений между ними, неповторимого характера их обычаев. Как указывает У.Т. Сайгитов, налицо безмерная политизированность российского права, утрата им в результате рациональной институционализации этнической, религиозной и моральной определенности, обезличивание правовых систем в национальном, религиозном, нравственном отношениях, что, по мнению Т.Б. Рамазанова, определяет неизбежность генерирования и аккумулирования некоего потенциала отчуждения этноса от нивелирующего, не учитывающего особенностей населяющих данную территорию народов и подходящего с общей «меркой» законодательства.

Т.Б. Рамазанов отмечает широкое распространение в регионе (Р. Дагестан) случаев учинения самосуда над преступниками потерпевшей стороной, а также кровной мести и т.п. Анализируя криминогенную ситуацию в Чеченской Республике, В.П. Кравченко приходит к аналогичному выводу. Им отмечается, что, наряду с военнослужащими, главами районных администраций, чиновниками, жертвами криминального насилия становятся и иные граждане республики, когда мотивом содеянного является не только возмездие за сотрудничество с федеральной властью, участие в процессах стабилизации обстановки в регионе, но и месть потерпевшим вследствие иных причин. Это могут быть обстоятельства, характерные только для этого региона («кровная месть»). Наряду с этим действует и типичная мотивация насильственной преступности.

По мнению Т.Б. Рамазанова, непосредственно наблюдается это, оценивая адекватность уголовного законодательства обычаям народов Дагестана. Так, в правоохранительной практике довольно часто имеют место факты, когда отдельные представители дагестанского этноса, осужденные за преступления против личности, освободившись после 15-20, а то и более лет лишения свободы, оказывались убитыми своими кровниками. Нередко месть кровников проникает и сквозь затворы уголовно-исполнительной системы. Таким образом, У.Т. Сайгитов, справедливо отмечает, что главная цель уголовного законодательства Российской Федерации - восстановление справедливости - не достигается. Понятие справедливого наказания в соционормативной культуре дагестанцев существенно отличается от аналогичного понимания в обществе с чисто европейской культурой. Порой простое извинение здесь имеет большее значение, чем многолетняя изоляция от общества. Таким образом, исследование криминогенности традиционно-национального возрождения оказывается неизбежно связанным с отсутствием глубоко продуманной национальной политики. И здесь нельзя не учитывать, что нестыковка норм этнической среды, сформировавшейся на фоне системного воспроизводства традиций и обычаев, с нормативностью российского общества, с которым дагестанцы втянулись в

систему европейской цивилизации, сама по себе может рождать преступность.

Итак, «кровная месть» встречалась у разных народов в разное время, сохраняется в настоящее время и трансформируется в зависимости от социальных, политических и религиозных событий, происходящих в государстве.

У евреев, напр., в библейские времена месть считалась обязанностью, возложенной на человека Богом; мститель, приступая к выполнению этой обязанности, молил Бога о помощи. Сам Иегова представлялся евреям, как Бог мститель; он карает, воздавая злом за зло. По воззрениям древних греков, мститель выполнял вечную волю богов и совершал доблестное дело, боги помогали ему; боги сами мстили, или уступая просьбам, или по собственной инициативе. Таких же воззрений придерживались и древние германцы и древние славяне. Такие же взгляды на месть, как на обязанность, которая должна быть выполнена во что бы то ни стало, сохранилась с позднего времени и у кавказских и сибирских народов.

Формы кровной мести были разными. Не всегда отмщению подлежали родственники убийцы, иногда это были случайные лица и не всегда месть была связана с пролитием крови. Так, у древних евреев практиковалась смерть в форме повешения, сожжения, четвертования врага. Жестокие формы мести практиковались и у славян. Уже в отдаленную эпоху господства мести практиковались те формы простой и квалифицированной смертной казни, какие впоследствии были санкционированы законодательством.

Так, Р.Ю. Почекаев отмечает, что у казахов даже те виды отношений, которые традиционно регулировались обычным правом, вошли в «Семь установлений» - брак и семья, имущественные отношения, кровная месть... Новые законы предусматривали возможность замены воздаяния равным за равное (талиона) выкупом - на основании положений Корана, что являлось нововведением по сравнению с древними обычаями, бытовавшими еще в XV-XVI

Что же касается характерных и для обычного права норм у монголов (воз­мещение ущерба за причинение вреда и т.п.), то здесь государство также вмешалось в регулирование, введя вместо кровной мести и воздаяния равным за равное четко установленные штрафы, которые варьировались в зависимости от тяжести правонарушения, но всегда составляли фиксированное количество скота. Основные виды штрафов были «андза» (за уголовные преступления) и «ал-данги» (за административные правонарушения).

У туркмен кровная месть за убийство осуществлялась не только в отношении убийцы, но и в отношении широкого круга его родственников, хотя шариатское право «кесаса» (кровомщения) однозначно направлено только на совершившего убийство.

По прежнему туркменскому обычаю за убийство и поранение допускалась кровная месть. За убийство мстили родственники убитого, а за поранения - родственники или потерпевший.

Обычай кровомщения не есть установление одного только туркменского народа и, надо полагать, что обычай кровавой мести существовал у туркмен до принятия ислама, так же как существовал в первоначальных установлениях всех первобытных народов, не имевших между собой ничего общего: у евреев, арабов до принятия ислама, у славян, саксов и др.

Чем отличался первоначальный туркменский обычай кровавой мести от того, какой установился в позднейшие времена, и разрешалось ли налагать взамен возмездия денежные пени, у туркмен не сохранилось даже преданий.

Обычай возмездия и замены кровавой мести денежными пенями, который застали русские при покорении Туркмении в XIX в., туркменами хотя в принципе и установлен применительно к шариату, но имеет некоторые отступления от него.

Принято считать, что только существование обычая кровавой мести и могло более или менее гарантировать безопасность личности в плохо устроенном безначальном обществе и при низком уровне цивилизации туркмен: не было бы обычая кровавой мести за убийство, членовредительство, не отвечай родственники один за других, не было бы возможности обуздывать своеволие туркмен.

Возмездие в буквальном смысле, т.е. за убийство - убийство, за членовредительство - отнятие такого же члена у обидчика, на практике сравнительно редко применялось туркменами, а обыкновенно (вместо возмездия) на виновного налагался выкуп - хун, деньгами или скотом.

Размер хуна неодинаков: находится в зависимости от обстоятельств дела и от серьезности нанесенного повреждения.

Так как на древний туркменский обычай кровомщения оказал большое влияние шариат, является необходимым хотя бы в самом сжатом виде изложить шариатские постановления о кесасе (кровомщении).

Принято считать, что по шариату право на кровомщение дается ближайшим наследникам, как умышленно убитого человека, так и такого, смерть которого последовала от умышленно нанесенных ран. Однако, исследователи шариата, опираясь на Коран, считают, что Священное писание не поощряет кровную месть.

Объектом кровомщения по шариату может быть только настоящий убийца, а потому, если убийство совершено по подкупу, отвечает не подкупивший, а учинивший убийство.

Считалось, что кровомщение по шариату может иметь место, если убийца: а) совершеннолетний, б) в полном присутствии разума и в) умышленно совершил убийство или поранение.

За увечье частей тела имеющему право на кровомщение шариатом разрешается произвести увечье в равной степени по длине, ширине и глубине причиненного увечья, но не более.

По шариату кровомщение не может быть совершено имеющим на то право самовольно; для этого требуется разрешение муфтия - высшего духовного лица, начальника казиев.

Шариатом установлено вознаграждение на тот предмет, если бы имеющий право за убийство или членовредительство на кровомщение взамен этого захотел получить вознаграждение.

Как было изложено выше, туркменский обычай хотя и усвоил в общем взгляд шариата на кровомщение, но в учении о кесасе заключает и некоторые отступления от него. Рассмотрим это.

Прежде всего, бросается в глаза то обстоятельство, что туркмены совершенно игнорировали постановление шариата о том, что имеющий право на кровомщение (ближайший наследник) без разрешения муфтия не имеет права приступить к таковому. Туркмены до суда спешили всегда отомстить лично убийце, не дав ему возможности бежать, что обыкновенно делали убийцы, с той целью, чтобы в их отсутствии их родственники покончили с родственниками убитого дело миром; а затем, когда убийца получал известие от своих родственников, что мировая сделка совершена, спокойно возвращался в своей аул, не опасаясь мести.

Когда обращалось внимание туркмен, отличающихся ученостью, на это отступление от шариата, они мне преспокойно отвечали, что вследствие неимения в Туркмении мюфтия, хундары (родственники убитого) считали себя в полном праве мстить по своему усмотрению, не испрашивая на то ничьего разрешения.

Когда же указывалось, что у них не было также и имама, который мог бы утверждать в должности казиев, однако они строго придерживались шариата, находили таковых в лице Бухарского эмира и Хивинского хана, ученые туркмены приходили в тупик и отвечали, что таков уже обычай, завещанный предками.

По обычаю туркмен вознаграждение за пролитую кровь (выкуп, вира - хун) получают ближайшие родственники убитого; платит убийца, а если он сам не в состоянии заплатить, то ему помогают родственники, у которых он затем числится в долгу, погашая этот долг в течение нескольких лет, подобно тому, как малосостоятельный человек, взявший себе жену, уплачивает калым своему тестю.

Выкуп - хун не обязательно уплачивается наличными деньгами; обычай установил правило, что половина выкупа уплачивается наличными деньгами, а взамен второй половины отдается скот по оценке, производимой 4 выборными, по 2 с каждой стороны; скот оценивается в 11/2 - 2 раза дороже его стоимости, с неизбежными недоразумениями.

У некоторых туркменских племен существует обычай, что по желанию взамен хуна родственниками убийцы могут быть выданы две девушки.

В древние туркменские времена существовал такой обычай: когда убийца, избежавший кровомщения и скрывшийся в аулах другого племени, не имел состоятельных родственников, которые помогли бы за него уплатить выкуп, тогда он собирал подаяния, объявляя жертвователям о причинах, побудивших его на убийство, ссылаясь обыкновенно на волю Аллаха, попустившего совершить убийство.

У киргизов в XIX в. месть в прежней, признанной обычаем, форме почти не практиковалась, исчезнув из жизни под влиянием соприкосновения с русской цивилизацией, и почти единственными киргизскими наказаниями за всякие деяния, начиная с убийства и кончая ничтожнейшим проступком, являлись штрафы - «аип» за маловажные проступки и «кун» за лишение жизни, увечья и раны. Народный обычай не только допускает, но и обязывает потерпевших мстить за совершенные против них преступления. Мстителем является обыкновенно потерпевший, причем отделение или даже целый род в праве принимать участие в мщении. Весь род считает себя обязанным мстить, в случаях тайного увоза девицы киргизом другого рода или при угоне значительного количества скота, хотя бы принадлежащего одному только лицу, но пользующемуся почетом между сородичами. Также точно оскорбления не только почетного члена, но всякого киргиза, учиненные толпой, вызывают вооруженную защиту и месть всего народа.

В энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона отмечается, что такой памятник права как «Русская Правда» возник на почве местных, национальных источников, хотя и не исключительно. Первым по объему и важности источником является обычное право. Такие институты, как месть, выкуп, суд послухов, холопство, устранение сестер от наследства и т.п. у всех народов возникают обычным путем и не могут быть заимствованы или созданы творческой деятельностью законодателя; это самые древние институты обычного права. Сегодня, например, традиционное обычное право (Xeer) имеет первостепенное значение для кочевого скотоводческого населения такого государства как Республика Джибути, сохраняющего кланово-племенную структуру. Его нормы часто используются при разрешении конфликтов и компенсации причиненного жертве правонарушения ущерба. В частности, обычное право часто определяет, в каком размере выплачивается «выкуп за кровь» клану жертвы в случае убийства или изнасилования.

В нашем исследовании приходится констатировать, что правовые памятники древнейшей эпохи, до XVII века, так бедны по вопросам уголовного права, что составить из них сколько-нибудь полную картину, без произвольных субъективно-созидательных дополнений не представляется возможным. В связи с этим мы вынуждены были обратиться к наблюдениям известных российских ученых, таких как Н.М. Карамзин (1766-1826), Н.Д. Сергеевский (1849-1908),

С.М. Соловьев (1820-1879).

Правда, как отмечает Н.Д. Сергеевский, даже пользование сравнительным методом представляется здесь в высшей степени опасным: вместо разъяснений непонятного, при помощи иностранного материала, приходится делать весьма широкие пополнения - иначе в результате получаются одни отрывки.

Так, например, в «Русской Правде» было установлено, что в случае убийства родственник убитого должен мстить убийце; но эта обязанность ограничена известными ближайшими степенями родства - знак, что родовой быт начал уже ослабевать, что распространению родовых отношений уже положена преграда. По «Ярославову уставу», в случае убийства брат должен был мстить за брата, отец за сына и, наоборот, дядя за племянника с братней и сестриной стороны. В случае если не было местника в означенных степенях родства, то убийца платил князю пеню, виру, смотря по значению убитого, был ли то муж княж, или слуга княжий, которого способности князь дорого ценил, или простой человек: в первом случае убийца платил двойную виру (80 гривен), во втором - простую (40 гривен); за женщину платилось полвиры. Так, спустя полтора века после призвания князей в судном уставе еще сохранена месть, родовое самоуправство, остаток родовой особности, самостоятельности; но при этом мы видим, во-первых, что родовая месть ограничена ближайшими степенями родства, во-вторых, что в случае отсутствия родича-мстителя убийца должен вознаградить общество за убийство одного из его членов. Но если правительство брало с убийцы денежную пеню, денежное вознаграждение, то было ли в обычае, что родич-мститель мог отказаться от своего права мстить убийце, взяв с него денежное вознаграждение? На этот вопрос Русская Правда не дает нам ответа; из ее молчания позволительно предположить, что подобные соглашения были малоупотребительны, могли считаться постыдными для родичей: у германцев они имели место, но не всегда: так, в одной саге читаем, что отец, отвергая денежный откуп за убийство сына своего, говорит: «Я не хочу моего убитого сына носить в денежном кошельке». Обратив внимание на большую крепость родовой связи у наших племен в описываемое время, чем у германцев, можно допустить, что подобные чувства были у нас господствующими.

Н.М. Карамзин отмечал, что составители «Русской Правды» прибегали к заимствованию из восточных и греческих правовых источников. Так, за порчу глаза и носа по восточным памятникам права назначается в пользу потерпевшего пеню в 30 сикл (восточн.); в «...Правде» за то же положено пени и вознаграждения потерпевшему 30 гривен; за выбитие зуба 12 золотых номисма (греческ.), в «...Правде» 12 гривен кун.

Однако, следует заметить, что решающими при составлении «Русской Правды» являлись мотивы смягчения некоторых туземных обычаев судопроизводства (например, обычая поля), закрепление русских юридических обычаев, напоминание о древнем быте племен, но, в то же время, указание и на изменения, происшедшие в этом быту после призвания князей, а также составление письменных законов на славянском языке (взамен греческого и византийского), понятном нравственным и юридическим чувствам христианских судей.

В связи с предметом нашего исследования необходимо отметить следующее. Дело в том, что было бы неправильно с порога критиковать обычай «кровной мести», исходя из условий жизни, например вайнахов в период общинно-родового быта. В дореволюционном прошлом, до 1917 г., когда у чеченцев и ингушей еще не существовало собственной государственности, данный обычай представлял собой действие объективного закона возмездия за совершенное преступление. Ведь возникновение закона возмездия исторически связано с развитием у людей чувства Равенства и Справедливости. Первоначально он проявлялся в примитивной формуле: «удар за удар, око за око, зуб за зуб, смерть за смерть». Род мстил другому роду за убийство или обиду, нанесенную члену своего рода.

В названных условиях данный обычай являлся фактором, в какой-то мере спасавшим общество от анархии, произвола и хаоса, сохранявшим в нем в известной степени общественный порядок, социальную справедливость и равенство.

Исследователи отмечают обычай «кровной мести» нередко включался в мифы и легенды для использования в этнопедагогических целях, например при общении отца с сыном. Так, Арсалиев Ш.М.-Х. приводит следующее предание:

«К одному чеченцу прибыли гости, которые собрались в набег на княжеские табуны. Чеченец отправил с ними своего единственного сына и наказал ему, чтобы он по возвращении предстал перед ним без единой царапины.

Во время набега на сына чеченца бросился лев и ударом лапы сорвал с его ворота бешмета три петли (вета). Сын чеченца заколол льва и без трех петель предстал перед отцом.

Чеченец, несмотря на все просьбы гостей, настаивал на предании своего единственного сына смерти. Недоумевавшим гостям отец рассказал следующее:

Мною была засватана девушка. Не успел я на ней жениться, как жестоко убили моего брата. Отложив свадьбу, я отправился на поиски кровника, чтобы принести долг крови в свой дом. Я устроил засаду у аула кровника. В это время ко мне подъехал какой-то всадник и, узнав мои заботы, предложил мне свою дружбу. Он назвался помочь мне в деле отмщения моему кровнику, но я не дал согласия. Всадник уехал, но через некоторое время возвратился, отомстив моему кровнику. Он открылся мне, сняв с себя папаху. Это, оказывается, была засватанная мной девушка. Как же сын, носящий мое имя и рожденный такой женщиной, мог допустить, чтобы какой-то лев мог сорвать с ворота его бешмета три петли. Отец конечно

не убил сына, но ему дали хороший урок».

В условиях нашей действительности этот обычай, являясь патриархально­родовым пережитком, до сих пор сохраняется среди отдельной части людей.

Исследователи вопросов, связанных с убийствами в середине XIX в. в регионах Кавказа отмечали, что все убийства и ранения можно было разделить на несколько групп: 1) кровомщение; 2) за прелюбодеяния, изнасилование,

воровство и т.п.; 3) убийство с корыстной целью, из вражды, зависти, за оскорбление и т.п. 4) ссоры и драки в пьяном виде; 5) обыкновенные драки и ссоры; 6) неосторожное обращение с оружием.

Отмечалось, что у народов Кавказа кровомщение существовало по многим адатам и до ислама, однако с появлением новой религии, и как считают составители статистических отчетов, с дозволения Корана и одобрения исламом, кровная месть еще более утвердилась.

В то же время, как отмечает Л.Р. Сюкияйнен, утверждение здесь ислама на Северном Кавказе в XVI-XIX вв. не привело к полной замене родоплеменных отношений и языческих верований шариатом, который лишь частично был воспринят адатом. Продолжали действовать обычаи, прямо осуждавшиеся исламом (например, кровная месть).

В настоящее время в районах распространения ислама в Российской Федерации сохраняется ряд норм адатов, выступающего формой взаимодействия местных обычаев с предписаниями шариата. Некоторые такие нормы (например, предусматривающие кровную месть или допускающие полигамию) противоречат действующему законодательству РФ. В отдельных районах Северного Кавказа (например, в Ингушетии и Чечне) обсуждается возможность законодательного закрепления отдельных положений адатов.

Кровомщение часто принимало громадные размеры и сопровождалось небывалой жестокостью. Исполнители мести старались поймать убийцу и старались зарезать его на могиле убитого или на том самом месте, где он был убит. Если это не удавалось, то убийце (канлы) отрезали голову или уши, которые показывали своим родственникам и потом клали их на могилу убитого. Кровная месть в одних местах переходила из рода в род. Иногда кровная месть завязывалось между селениями и даже обществом и длилось целые столетия. Жители некоторых селений, спасаясь от кровомщения переходили на другие места и основывали новые селения в чужих обществах.

Причиной существования кровомщения исследователи XIX в. называли отсутствие прочной и сильной власти, а когда власть проявляла себя, то ее представители старались если не уничтожить кровомщение, то, по крайней мере, уменьшить его по возможности. Так Шамиль, когда его власть в горах уже упрочилась, принялся за дело, ограничиваясь отменой нескольких адатов, усиливающих кровомщение, строгим наказанием убийцам или примирением их с родственниками убитых, но не решился вовсе запретить кровомщение из-за опасения возбудить сильное неудовольствие в народе. Шамиль стремился вывести месть из употребления по адату, не отказываясь от данного обычая в обществе, в местах, подчинившихся его власти. Однако сам обычай им использовался, чтобы установить контроль за населением на подконтрольной территории. Так, он требовал, чтобы на оскорбления, допускавшие по закону месть, жалобы приносили наибу (наместнику мюридов) и требовали судебного разбирательства.

Однако, анализ авторских исследований, посвященных изучению чеченского народа, как нам представляется, говорит об иной версии такого поведения 3-го имама Дагестана и Чечни. Шейх Кунта-Хаджи, религиозный деятель и проповедник, - «...чье влияние на народ могло помешать замыслам и имама Щамиля и кровавому учению газавата.», открыто выступал против всякой войны и насилия, против кровной мести, призывал к нравственному совершенству, единству, братству, к полной покорности властям и терпению, запрещал курение и употребление хмельных напитков. Согласиться же с Кунта- Хаджи даже в части Шамиль не мог. Именно в момент появления у народа желания мира и спокойствия и появился проповедник Кунта-Хаджи, изгнанный позднее (в 1859 г.) имамом Шамилем.

Таким образом, мы видим, что «кровная месть» нередко использовалась в политических целях, как средство контроля за населением.

По уголовному законодательству современной России (п.«е1» ч.2 ст. 105 УК РФ) убийство «по мотиву кровной мести» наказывается лишением свободы на срок от восьми до двадцати лет, либо пожизненным лишением свободы, либо смертной казнью, однако и это не останавливает сегодняшних мстителей.

Обычай кровомщения, дозволенный как считалось религией, освященный временем и общим употреблением, послужил к образованию в народе убеждения не только в его законности, но и в справедливости. Хотя всякий понимает весь вред для общества, происходящий от кровомщения, тем не менее, неотомстивший за убийство своего родственника неминуемо подвергался насмешкам и укорам своих родственников и односельчан.

С устройством военных судов на Кавказе в XIX в. убийство по кровомщению было запрещено и виновные ссылались в арестантские роты и в Сибирь на поселение, однако обычай кровной мести пустил такие корни в обществе, что искоренить его не удавалось. Народ не хотел согласиться с тем, что право наказания принадлежит власти, государству, а не обиженному, поэтому наказание виновному не воспринималось как справедливое.

После введения военных судов (после 1860 г.), в течении 6-ти лет из 41 случая кровомщения 35 убийц (канлы) были убиты на месте, в 4-х случая смертельно ранены и только в 2-х ранены несмертельно.

Как указывал еще в XIX веке Г. де Тард, ничто не должно заставить нас забыть постоянно преобладающего участия обычая и традиции, родительских и наследственных примеров, в своеобразной окраске, присущей проявлениям порочности и преступности в каждой провинции, даже самой модернизированной. Городскому пришельцу никогда не подражают в такой степени, как своему собственному отцу, который, в свою очередь, подражал соседнему помещику или клерку. Эти два вида подражания высшим нужно скомбинировать вместе, чтобы получить почти полное представление о действительности.

Проф. Р.Б. Головкин отмечает, что обычай - это правило поведения, исторически сложившееся и в силу многократного повторения вошедшее в привычку. Многократное повторение может быть и у моральных и правовых норм, поэтому многие из обычаев могут сливаться с правом и моралью. Это обусловлено еще и тем, что, с одной стороны, обычай, как и мораль, существует в сознании, а реализуется в поведении. С другой стороны, право и мораль, в отличие от обычая, всегда содержат оценки поведения, что весьма важно для частной жизни. По мнению Р.Б. Головкина (которое мы полностью поддерживаем), из оценивания поведения и проистекает доминирование права и морали над обычаем в частной жизни. В пользу данного вывода свидетельствует и наличие термина «нравы», обозначающего обычаи морального содержания, и этические исследования. Так, по мнению П. Куртца, сам термин мораль производен от коллективных обычаев, которые оценивали, что для данной общности людей хорошо, а что плохо.

На эволюцию в человеческом обществе оборонительной реакции и целесообразности избегать недопустимости перехода необходимой реакции против обидчика еще в XIX веке указывал Э. Ферри: «кровная месть» в большинстве случаев выступает как оборонительная реакция. До сих пор существуют дикие племена, в которых всякое нападение на естественные условия существования вызывает со стороны потерпевшего чисто индивидуальную и преходящую реакцию. Племя не подчиняет эту реакцию и смотрит на нее как на частное право. В этом случае единственным судьей, определяющим преступно ли, то есть, вредно ли и опасно ли деяние или нет, единственным исполнителем приговора является сам потерпевший, реакция которого определяется желанием защититься в данный момент и оградить себя на будущее время. Поэтому, подчиняясь одновременно чувству злобы и жажде мести, он почти всегда переходит границы необходимой реакции против обидчика. Такая реакция может проявляться двояким образом: во-первых, в виде непосредственной, мгновенной реакции в момент нападения; во-вторых, в виде задержанной реакции, отложенной до более благоприятного момента (эта реакция и есть истинная месть). Однако, уже очень рано индивидуальная, преходящая и чрезмерная форма оборонительной реакции и мести начинает уступать социальной форме этой реакции, существовавшей совместно с ней. Социальная форма появляется сначала в виде непосредственной реакции всего общества, затем в виде обязанности, выполняемой от имени племени его предводителем. Так должно было случиться, потому, что того требовали общественные интересы, то есть, как замечает Дарвин, для того, чтобы племя, понесшее материальный ущерб со стороны внешних врагов или, что еще хуже, со стороны своих собственных сочленов, не утратило бы сравнительно с другими племенами тех сил, которые необходимы для борьбы за существование. В настоящее время эти проявления кажутся варварским состоянием уголовного правосудия, однако в свое время они являлись мощной сдерживающей силой, крупным нравственным и социальным прогрессом, так как обуздывали чрезмерную жестокость индивидуальной или семейной мести.

В современном российском обществе отошли от неоспоримой доли истины, отмечаемой еще Ч. Беккариа, в соответствии с мыслью которого все члены общества отказались от права наказания в пользу государства. И, при этом, сохраняется положение, при котором члены общества временно возвращают себе это право в тех случаях, когда государство оказывается не в силах использовать его для их защиты, например в случае необходимой обороны. В том случае, когда оборонительная реакция проявляется в своей индивидуальной форме, очевидно, ее единственным и основным побуждением служит личная польза потерпевшего и его непреодолимое стремление к самосохранению. Эта индивидуальная реакция игнорирует виновность как проявление нравственной порочности нападающего, то есть преступника. Раньше, когда исполнителем оборонительной или репрессивной реакции являлся сам потерпевший, эта реакция носила характер «частной мести»; когда ее стала выполнять семья потерпевшего, она получила характер «кровной мести», а когда ее выполняли общество или предводитель племени, она приняла характер «общественной мести». Когда месть стала выполнять каста жрецов, она получила характер «божеского возмездия». При этом, она перестала считаться число оборонительной функцией и превратилась в религиозную и нравственную миссию, стала сопровождаться, как и всякий религиозный обряд, строгим формализмом и прониклась мистическим духом искупления и очищения.

Историки права считают, что такое явление как «кровная месть» постепенно вымирала и заменялась выкупами и «Русская Правда» - это один из этапов этого процесса медленного вымирания мести.

В.А. Рогов, анализируя труды известного ученого А.Ф. Кистяковского, делает вывод, что этим автором подробно рассмотрено возникновение казней у разных народов, по результатам чего последний пришел к выводу, что они связаны с кровной местью, а в дальнейшем их применение зависит от демократичности политики государства.

Исходя из позиции Н.С. Таганцева В.А. Рогов делает вывод, что уголовное наказание Таганцев определял как реакцию государства на преступление. Смертная казнь приходит на смену уголовным штрафам и заинтересовано в ней государство, а не потерпевший от преступления, тогда как кровная месть дестабилизирует общество, и казнь должна становиться унифицированной государственной акцией.

Причиной возможных конфликтов в собственно чеченском обществе в конце XX - начале XXI вв. М.М Сайдулаев называет реанимированный обычай кровной мести. По мнению данного автора, внутренний вооруженный конфликт в Чечне с 1994 по 2003 гг. привел к таким жертвам и к таким человеческим трагедиям, несправедливостям, которые стихийно привели к возрождению института «кровной мести». Этому способствовало и то обстоятельство, что, начиная с 1991 г., обычный чеченец не был защищен ни российскими, ни дудаевским, ни масхадовскими законами от беззакония боевиков. Поэтому и не случайно, что в условиях правового беспредела, Масхадов вынужден был возвратиться к шариатским судам, как судам, опирающимся на Коран и позволяющим достаточно быстро осуществлять правосудие. На фоне безвластия, беззакония, огромного количества оружия, оставленного российскими властями, в Республике сложилась криминогенная обстановка. Борьба с преступностью практически не велась. В этих условиях, когда человек совершенно не защищен от разгула преступности, были восстановлены традиционные формы борьбы с преступностью. Один из них - «кровная месть».

Полный демонтаж светских институтов государственной власти, увенчавшийся принятыми в феврале 1999 г. указами А. Масхадова о введении в Чечне шариатских законов, а также доведенная до абсурда идея национального самоопределения, возродившая средневековые родовые обычаи, когда признак рода (тейпа) стал в значительной степени определять политические и межличностные отношения - «главное, не кто ты, а чей ты», - а обычай кровной мести вытеснил нормы уголовного права. Этническое поглотило социальное, не позволив родится личному - приоритету прав человека.

Таким образом, мы приходим к выводам:

Процесс изменения условий для кровной мести происходит следующим образом: человек учится выяснять причины и условия своих и чужих поступков; учится владеть своими чувствами; мстительная раздраженность заменяется хладнокровным расследованием дела и воздействием на преступника в интересах общественного блага.

Правило «убивать можно» заменяется правилом «убивать нельзя».

Религиозная формула отказа от «кровомщения» выражается в формуле: замены Бога карающего, Бога-мстителя на Бога любви и милосердия.

С переходом борьбы с преступником в руки общественной власти месть считается не правом, а самоуправством.

И, следовательно:

1) «кровная месть» - противоправный, антиобщественный обычай, с которым необходимо бороться всеми силами общества, и не только уголовно­правовыми способами, но и вновь создавая примирительные комиссии и советы старейшин, в целях разъяснения общественной опасности данного деяния;

2) общественная опасность «кровной мести» заключается во включении в

нее значительного числа граждан и перерастании этой антиобщественной

традиции из способа урегулирования конфликтной ситуации между двумя

родами и защиты прав и законных интересов конкретных граждан во внутриполитические конфликтные процессы;

3) противоправность «кровной мести» заключается в закреплении повышенной уголовной ответственности за совершенное деяние, отказ от которой может привести к еще большему внеправовому расширению сферы применения этой антиобщественной и опасной традиции совершать акт саморасправы.