История одной мамы: «я ничего не чувствую! Понемногу обо всём.

В заголовке не опечатка. Девушка, о которой хочу рассказать, действительно достойна большой буквы «М» в слове «мама». Ради ребёнка Виктория вступила в схватку со временем и с обстоятельствами. Она выиграла - недаром родители нарекли её именем победительницы.

Все знают, что такое жаркое лето - народ изнывает от жары, а как нелегко было переживать погодную аномалию будущим мамочкам! Об этом знаю не понаслышке: пот градом, воздуха не хватает, ноги отекли. Именно поэтому гинеколог посоветовала лечь на недельку в стационар, чтобы побыть под присмотром врачей. Я согласилась, но через пару часов после госпитализации поняла, что совершила ошибку: в палатах стояла духота, солнце нещадно било в окна, казалось, они вот-вот расплавятся, а душ, как бывает в наших больницах, закрыли на ремонт. Гулять по коридорам не разрешали - мне и соседкам по палате был прописан постельный режим. Сходя с ума от жары и безделья, теребя в руках несчастного Акунина, я начала обзванивать близких с просьбой вызволить меня из этой «тюрьмы».

Что-то рано ты сдалась, - со вздохом сказала симпатичная полненькая брюнетка Ирина, поглаживая свой округлившийся животик, - я уже три дня держусь.

Завидую твоему мужеству, - усмехнулась я,

Тоже хотела удрать, да врач не разрешила, сказала лежать до конца августа, а это ещё десять дней пытки! - нараспев простонала Ирина.

Мы вздохнули в унисон и невольно посмотрели на нашу молчаливую соседку, голубоглазую, светловолосую девушку, которая всё это время слушала нас и улыбалась.

Вика, ну а ты почему молчишь? - не унималась Ирина. - У тебя, наверное, железный характер!

Немая пауза повисла в воздухе... Забыв про рекомендации врачей, мы с Ириной одновременно спрыгнули с кроватей и подсели к Вике.

Это шутка такая или... - промолвила я, пытаясь прийти в себя.

Если бы, Катюш... - усмехнулась Вика. - Дело в том, что у меня беременность не как у вас, вернее, не совсем такая: мой ребёнок зачат с помощью ЭКО, а организм у меня такой упрямый, что на протяжении всей беременности отторгает плод, вот и приходится практически всё время лежать под капельницей, пить препараты и 24 часа в сутки быть под наблюдением врача.

Простодушная Ирина залилась краской, я тоже почувствовала, как щёки побагровели: стало ужасно стыдно за собственное поведение, жалобы и бесконечное нытьё... Однако Ира быстро пришла в себя и стала засыпать Вику вопросами...

Даже не знаю, с чего начать, девочки, - обнимая животик, Вика присела на кровать. - Мне 32, и это первая беременность. Я вышла замуж 11 лет назад, мы с мужем обожаем детей, оба из многодетных семей: детский смех и весёлый переполох - всё это часть нас самих, поэтому ребёнок был самой желанной мечтой. После года безуспешных попыток мы всерьёз встревожились, обратились за помощью в Центр репродукции семьи. Потом были два мучительных года бесконечных анализов, обследований, в результате которых нас с мужем признали полностью здоровыми. Это был шок! Мы не знали, то ли радоваться, то ли огорчаться этому вердикту. «Такое случается, - говорили врачи, - пробуйте ещё, пробуйте!» Муж решил, что нам стоит отпустить ситуацию: расслабиться и наслаждаться отношениями. Я послушалась: ведь если зацикливаться, можно и с ума сойти. Мы зажили обычной жизнью: делали ремонты, ездили отдыхать, устраивали друг другу сюрпризы, ни Миша, ни я больше не затрагивали тему беременности, но, признаюсь, не было дня, чтобы не думала о ребёнке. И знала: муж думает о том же. Сколько тайных слёз было пролито в ванной, когда наступала очередная менструация! Сколько тестов было сделано с содроганием сердца, когда по какой-то причине была задержка... Так прошли ещё четыре мучительных года. У моих младших сестёр уже были детки, я радовалась за них, но наряду с этим всё больше ощущала собственную неполноценность... А сколько замысловатых советов получила от подруг! Необычные позы, лекарственные травы, лунный график... перепробовали всё! Потом подруги оставили меня в покое, лишь при встречах ловила на себе сочувственные взгляды. Как-то, отмечая очередную годовщину свадьбы, не выдержала и разрыдалась на плече у Миши. Обняв, муж сказал «Хватит, намолчались уже, пора действовать, у нас обязательно будет малыш!» Из груди вырвался вздох облегчения, поверила ему и больше не сомневалась, что так и будет. Тогда мы и решили попробовать метод ЭКО.

Первая попытка была в дорогостоящей столичной клинике. Подсадили двух эмбрионов, прогнозы были хорошие, и через два дня нам разрешили вернуться в Курск (пребывание в клинике было очень дорогим, да и врач на нём не настаивала). Какое было воодушевление! Мы буквально порхали по квартире! И какой был удар, когда спустя две недели у меня открылось кровотечение, УЗИ показало: оба эмбриона погибли. Рыдая, я искусала все губы в кровь. «Ничего! Не сдавайся! Поедем в Питер, там есть замечательная клиника, я и справки навёл!» - успокаивал муж, вытирая мне слёзы. В тот момент подумала: «Какой же всё-таки он хороший! Родной, любящий, только ради него стоит попробовать ещё раз!» Собрать нужную сумму получилось только через полтора года, и мы снова, воодушевлённые, отправились «покорять» северную столицу. Обращение в «хвалёной» клинике было небрежным: процедуру проводили «впопыхах», подсадили трёх эмбрионов и через час отправили домой. В этот раз надежды рухнули уже в поезде: открылось кровотечение, тупая боль пронзила тело. Из поезда муж выносил меня на руках, тогда впервые увидела, как он плакал... Помню, как заворожённая в полуобмороке твердила: «У нас будет ребёнок, будет, будет!» В Питере при манипуляции мне сильно повредили маточную трубу, поэтому врачи рекомендовали отложить попытки хотя бы на полтора года. Как ни странно, после второй неудачи у меня открылось «второе дыхание»: «Врёшь, я не сдамся», - говорила я мысленно своей судьбе. За полтора года, пока приходила в себя от предыдущей процедуры, перерыла весь Интернет, были неплохие отзывы об одной из клиник Харькова, и цены приемлемые по сравнению с Питером и Москвой. Третья попытка была осуществлена именно там. Нам встретился врач от Bora, она настояла, чтобы мы сняли квартиру в Харькове, поскольку наблюдать за мной собиралась долго, объяснила, как себя вести после ЭКО, какие препараты пить. «Оплодотворение прошло успешно, «подсадили трёх «зайчиков», - вытирая пот со лба, сказала Людмила Ивановна. После процедуры я не вставала неделю, врачи буквально кормили с ложечки. По истечении месяца сделали контрольное УЗИ, и мы вернулись домой. Людмила Ивановна позвонила в наш 4-й роддом на Лесной, рассказала мою историю, поэтому здесь меня уже ждали. Февраль, сильный мороз, помню, как впервые шла сюда на консультацию и почувствовала себя плохо. УЗИ показало: два эмбриона погибли, остался один. Один! Это уже шанс! Я ухватилась за эту ниточку и решила, что сделаю всё, чтобы «зайчик» остался жить. После УЗИ из стен больницы меня уже не выпустили, да я и

За дверью загремели посудой. «Девочки, обедать и на процедуры!» - раздался командный голос медсестры.

Ой, уже обед, а мы и не заметили, как время пролетело, - спохватилась Ирина, - Вика, ну ты героиня, настоящая героиня!

Да, бросьте, девочки, я обычная девушка, которая просто мечтает о ребёнке, - раскрасневшись, ответила Виктория...

Неужели за шесть месяцев ты ни разу не выходила из больницы? - спросила я, внутренне восхищаясь этой светловолосой красавицей.

Два дня назад отпросилась домой принять душ, заодно решила навести порядок, но к вечеру резко почувствовала себя плохо, наверное, перенапряглась. Началась паника, ведь рядом не было врачей, муж тут же отвёз меня в больницу. Врачи сказали, шейка матки стала открываться раньше времени, теперь решают, что со мной делать...

У тебя всё будет хорошо! - завопили мы с Иркой в один голос, после того что ты пережила, просто не может быть по-другому...

Разговоры прервала вошедшая врач:

Готовься, Виктория, шейку матки будем зашивать - роды на этом сроке недопустимы, будет больновато без анестезии, но наркоз опасен для ребёнка, слишком нестабильно он себя ведёт в последнее время....

Ничего, я готова, делайте что надо, - твёрдо ответила Вика, пересаживаясь на каталку.

Её не было три часа, и всё это время мы с Ирой метались по палате, как раненые звери. Теперь о выписке никто не думал, волновал только один вопрос: что будет с Викой? Скрипнула дверь, медсёстры помогли Вике перелечь с каталки на кровать и накрыли дрожащую девушку одеялом. Бледная, с искусанными губами, она неподвижно лежала и смотрела в потолок...

Что, очень больно было, да? - спросили мы с Иркой.

Да дело не в этом, я готова всё терпеть, - голос девушки звучал тихо и надломленно,- просто я уже три часа не чувствую, как он шевелится... я боюсь, девочки...

Перебивая шуструю Ирку, я бросилась её успокаивать, мол, такое и у меня бывает, и у многих.

Вика, тебе чай заварить? - попыталась разрядить обстановку Ира.

А у меня шоколадка есть, - поддержала я.

Пока мы с Иркой суетились, накрывая стол, а точнее больничную тумбочку, Вика вдруг радостно вскрикнула, мы обернулись: на нас смотрела девушка с посветлевшим лицом и счастливой улыбкой:

Он шевельнулся, девочки, он шевельнулся, - слёзы радости побежали по её щекам. - Он живой!

Чашка с чаем задрожала у Иры в руке. Вытирая слёзы, она поспешила её поставить. Мы все плакали от счастья. В своей жизни я много встречала беременных женщин, внимательных, заботливых, но никогда не видела такого, чтоб женщина преображалась только от одного лёгкого толчка её будущего ребёнка, чтоб глаза сияли изнутри и слёзы бежали по щекам только от мысли, что с ним всё в порядке, он растёт. И тогда я поняла, вернее, почувствовала, что у Вики всё будет хорошо, эта девушка заслужила своё счастье, и она его непременно дождётся. Неделя в больнице пролетела незаметно, мы разговаривали часами, поддерживали Викторию, помогали чем могли. Меня выписали первой. Прощаясь, мы обменялись номерами телефонов и обнялись - я не думала, что за неделю можно так сродниться. С того момента не было и недели, чтобы мы не звонили друг другу.

В декабре у Виктории родился, здоровый мальчик, она назвала его Богданом, то есть ребёнок, данный Богом. «Вес 3500, рост 53 - богатырь!» - кричала она мне в трубку, рыдая от счастья. «А по-другому и быть не могло», - отвечала я. Тогда впервые сказала Вике, что хочу написать про неё. Не видя ничего особенного в своей ситуации, она не соглашалась: «У каждой мамы и ребёнка свой путь, мне надо было пройти именно этой дорогой - дорогой длиной в 11 лет, чтоб сейчас быть вместе с Богданом, а у кого-то путь ещё длиннее и труднее». И всё-таки спустя три года я её убедила. Мы встретились в кафе, вспомнили наши «пузатые посиделки» за накрытой больничной тумбочкой и, конечно, её историю. «Спасибо мужу, если бы не он, не знаю, хватило бы у меня стойкости всё это вынести. Поддержка близких - великое дело, - вспоминает сегодня Вика, - Миша прекрасный отец, теперь понимаю: Господь не мог оставить такого мужчину без ребёнка. По своему опыту могу сказать: любое упорство и труд рано или поздно вознаграждаются! Надо только не терять веры в собственные силы, не покоряться обстоятельствам, а молиться и упрямо идти к поставленной цели. И тогда вы одержите безоговорочную победу над временем, обстоятельствами, судьбой».

Возвращаясь домой, думала, что нам часто приходится слышать о матерях, которые бросают своих детей, и невольно внутри возникает ощущение, что мир катится в бездну. Однако пока есть такие Мамы, как Виктория, мамы с большой буквы, хочется надеяться, что у нас всё же есть будущее.

- О Господи, но почему именно ей Ты дал особого ребенка?

Ей, потому что знал, что она справится.

Матери бывают разные. Есть мамы-кукушки, бросившие своих детей на произвол судьбы, раз и навсегда стряхнувшие с себя груз ответственности за жизнь, которую однажды необдуманно подарили. Есть мамы-тигрицы, требовательные и строгие, их отпрыски рождены побеждать любой ценой, тигрицы, ожидающие, что спартанское воспитание воздастся в будущем сторицей. Есть драконы, матери смертельно больных ребят, обреченных медленно и неумолимо угасать. Драконам пришлось отказаться от будущего, жить здесь и сейчас, любить малышей насколько это возможно, а потом отпустить их не в многообещающее будущее, а в безвременные детские могилы. Есть матери-волчицы, воспитывающие неизлечимо больных детей, терпеливые, сильные. У волчиц есть будущее, темное и неверное как игра теней, хрупкое как пламя свечи на ветру. Их жребий - испытание, каждый день - борьба за существование, награда - жизнь. Об одной из волчиц сегодняшний рассказ.

Беременность Марины (назовем её так) проходила отлично. Не то, чтобы она отличалась от других женщин в интересном положении, она была такова, что если бы гинекологи принимали перед родами экзамен, они смело вывели бы размашистой рукой твердую «пятерку» в зачетную книжку – обменную карту. Любимый, окрыленный новой ролью молодого папаши, носил милую на руках. В животе порхали бабочки, стояло чудесное лето, тесты были в порядке – что еще нужно для полного счастья? Однако над будущей мамой как Дамоклов меч висел печальный опыт прошлой замершей беременности, вторичное бесплодие и долгие годы безуспешного планирования. Все эти мучения, почувствовать черную глубину которых может лишь испытавший, на сухом медицинском языке обозначались как «отягощенный гинекологический анамнез». Поэтому Марина радовалась, но боялась, верила и не верила своему счастью. Врачи же наблюдали, наблюдали, и ничего не нашли.

День родов, который должен был стать самым счастливым днем в её жизни, омрачился тем, что ребенка, её маленькое родное дитя, которое она лишь немного подержала у тяжелой груди, увезли в областной центр патологии новорожденных. «Ничего страшного. Необходимо обследовать». Но было жутко, словно земля разверзлась и почва потерялась из -под ног, а всё её существо засасывало в чудовищную воронку. Она стерпела, выпрямила спину. Марина стала матерью и уже не могла позволить себе быть беззащитной и слабой.

Неужели нет никакого эффективного лечения, которое бы раз и навсегда вылечило эту болезнь? Или моему ребенку придется всю жизнь пить таблетки?

Вы задаете врачу глупые вопросы. Даже при современном уровне медицины нет способа раз и навсегда вылечить это заболевание, оно не лечится, а лишь компенсируется.

Всё было слишком нереально, чтобы быть правдой. Хотелось, как в детстве, уткнуться носом в подушку, зарыться в плед с головой и больше ни о чем не думать. Но хищные мысли не позволяли душевной ране затянуться, рвали на куски её плоть. «Почему, почему это произошло именно со мной?» И голос изнутри решительный и твердый: «Ты ни в чем не виновата. Так должно было случиться».

Матери не хотелось оформлять инвалидность своей кровиночке. Для нее это было все равно, что ставить клеймо на внешне здоровом малыше. Будто лично подписать смертный приговор и собственными руками казнить родное дитя. Однако ей приходилось вносить ежедневную плату за возможность видеть ребенка живым. Высокая цена равнодушного материального мира, где медикаменты и анализы дорогого стоят, заставила Марину поменять решение.

Диагнозы преследовали, один страшнее другого, но малютка – он был свободен от предрассудков и страхов - рос и развивался, как положено бутузу его лет. В пустом прежде доме раздавался звонкий ребячий смех, бальзамом на истерзанную душу родительницы проливался светлый лепет «ма-ма», маленькие руки доверчиво обвивали шею, и каждую ночь в кроватке слышалось ровное младенческое дыхание. Мать смотрела на дитя, ставшее для неё смыслом жизни, смысл, который мог в любой момент исчезнуть, стоит лишь прекратить приём лекарств.

Если мы не смогли что-то изменить, нужно научиться жить с этим. Марина не стала жаловаться на злую долю, обвинять весь свет в своих несчастьях. Ей оставалось посвятить себя ребенку, принимать деточку такой, какая она есть, выковать себе стальные нервы, до последнего, не сдаваясь, сражаться с недугом и радоваться каждому дню, прожитому вместе с крохой. Ведь счастье – рядом. Марина была в этом убеждена.

© ThinkstockPhotos

Неважно, прочитала ли ты миллион книг по воспитанию и хороший ли у тебя педиатр, – некоторые дети просто изначально оказываются более трудными, чем остальные. Мама, не спавшая в течение двух лет, рассказывает, почему ей было так сложно решиться завести еще одного ребенка.

С того момента, как я решила завести детей, я всегда знала, что у меня их будет двое. Возможно, эту мысль вдолбила мне в голову моя мать. Сама она была единственным ребенком в семье, но нам с сестрой всегда говорила, что это родительский эгоизм. Вроде как ей самой всегда хотелось иметь брата или сестру. И когда мы с сестрой дрались и ругались, мама всегда говорила, что мы должны быть рады тому, что есть друг у друга. Потому что многие такой радости лишены.

Проблема с тем, чтобы завести двоих детей, заключалась вот в чем. Мой первый ребенок был ужасно непростым. Я бы даже сказала, он был самым тяжелым ребенком на свете. Он не спал вообще. До тех пор, пока мы, отчаявшись, не научили его засыпать в 10 месяцев с помощью метода «оставить проораться», он просыпался ночью каждый час. Но это не спасло нас от ежедневной ранней побудки. До полутора лет он просыпался каждый день в 4-4:30 утра. Каждый. Божий. День. Я была абсолютно вымотана и пребывала в глубокой депрессии, а после у меня заняло два года, чтобы выкарабкаться.

Я люблю своего сына, но он реально чуть не разрушил мой мозг и мой брак. Но даже в те ужасные дни, когда я рыдала каждый день от бессилия и усталости, когда мне казалось, что я не выживу, я знала, что готова решиться на все это снова.

Мы с сестрой давно взрослые, и у нас с ней очень близкие и доверительные отношения. Мне хотелось бы, чтобы у моего сына тоже было нечто подобное. Плюс, я сижу дома, и моя жизнь, как и жизнь мужа, вертится вокруг нашего ребенка. А нам не хотелось бы, чтобы он вырос избалованным маленьким принцем. Кроме того, не могу даже объяснить почему, у меня всегда было чувство, что без второго ребенка моя семья не будет полной.

Когда моему сыну исполнилось два, он наконец начал спать аж до 5-5:30 утра. Я начала принимать антидепрессанты и осознала, что вроде бы справляюсь с родительством, и иногда оно даже приносит мне радость. Короче, наступил момент, когда можно было бы родить второго.

Когда я сказала об этом мужу, он посмотрел на меня в ужасе. «За что ты так с нами??» – спросил он. Я понимала, о чем он. Я только-только начала понимать, на каком я свете. Мой брак начал вновь налаживаться, мое тело стало приобретать прежние очертания, а моя жизнь стала похожей на нормальную. Так почему я опять собираюсь пройти через весь этот младенческий кошмар? Я не знала ответа. Я просто знала, что должна завести второго ребенка.

Весь следующий год я пыталась забеременеть и все это время думала - а правильно ли я поступаю. Каждый раз делая тест и получая отрицательный результат, я испытывала одновременно разочарование и облегчение. Меня разрывало на части. С одной стороны я очень хотела второго ребенка. С другой – ужасно боялась еще раз все это пережить. Я с ужасом думала, во что я превращусь после еще пары лет без сна. Но несмотря на все эти мрачные мысли, мы с мужем старались, и в итоге я забеременела. Как раз к трехлетию нашего сына.

Я была одновременно рада и напугана. В первую беременность я боялась, скорее, своей неопытности. Я не знала, как устроены младенцы и что с ними делать. Но во вторую беременность я уже не была такой наивной. Я точно знала, на что я иду. И это было даже страшнее, чем неосведомленность первой беременности.

Когда я была беременна старшим сыном, я боялась всего на свете. Что если его похитят? Убьют? У него обнаружат психическое заболевание? Я боялась всего, что только можно было вообразить. Когда я была беременна вторым сыном, все, чего я боялась, – опять лишиться сна. Удастся ли мне когда-нибудь выспаться? Будем ли мы с мужем постоянно орать и ругаться, споря, допустимо ли использовать метод «проораться»? Окажется ли наш брак опять под угрозой только из-за того, что мы оба будем постоянно слишком уставшие и раздраженные? Впаду ли я снова в тяжелую депрессию? И главное, что меня мучило, – не буду ли я жалеть, что все-таки решила родить второго?

В итоге все оказалось не так страшно. Ну да, у нас были непростые моменты, но вовсе не такие ужасные, как я ожидала. Мой старший сын обожает брата и всегда рад помочь мне. А малыш? О, он настоящее чудо. Счастливый улыбчивый мальчик. Когда я вхожу к нему в комнату утром (в 6 утра, или даже позже, как к нормальным детям!), он всегда улыбается и гулит, а я каждый раз думаю: «Боже, да этот малыш – настоящий подарок!».

Мне как будто дали второй шанс, чтобы я смогла по-настоящему насладиться материнством. Конечно, я обожаю своего старшего сына. Но первые два года его жизни дались мне очень тяжело. Я не жила, а выживала в то время, мечтая о том, чтобы это поскорее закончилось.

Со вторым ребенком я просто наслаждаюсь каждой минутой. Радуюсь тому, как он улыбается, как он растет, учится делать новые вещи. Он так забавно смеется и радуется проделкам старшего брата. Да, когда старший возвращается домой из школы, наступает полный кавардак. Но это мой самый любимый кавардак.

Я не могу назвать себя оптимисткой, но мой младший сын помог мне пересмотреть взгляд на жизнь. Мы с мужем стали совсем другим типом родителей. Не буду врать, я все еще принимаю антидепрессанты и именно благодаря им научилась расслабляться и отпускать многие вещи, но со вторым ребенком все оказалось в разы проще, чем с первым.

Да, растить двоих детей непросто, но для нас этот опыт оказался необходимым. Завести второго ребенка было лучшим решением в моей жизни.

Десять лет в Москве, шесть месяцев жизни в сарае, два ранения, отобранная дочь и единственный шанс все исправить.

Это Кристина, молодая мама двоих детей из небольшого подмосковного городка.

По идее, я должен обогнать ее, чтобы сделать фронтальный кадр с ребенком, но это бесполезно - за Кристиной не угнаться.

Мы энергично шагаем по длинным лабиринтам областной больницы; у нее на руках двухнедельный сын Даня, а через пять поворотов и три этажа в палате отказников лежит ее полуторагодовалая дочь Настя. Это, собственно, и объясняет, почему Кристина несется, сметая на своем пути кордоны медсестер и пациентов.

Первый раз, когда опека забрала дочь, меня сюда не пустили, - говорит она в дверях приемного отделения за минуту до старта, - Пришла медсестра, начала ругаться, что мне, типа, не положено приближаться к дочери. К моей дочери! Представляешь?

В палате сидит мать Кристины. Их отношения довольно натянутые, и позже выясняется, что в сложившейся ситуации виноваты обе.

Не поделили ребенка, - констатирует Юлия, сопровождающий психолог, - Семья социально слабая, кризисная. Мама, - женщина, мягко говоря, неоднозначная, - хотела забрать Настю к каким-то родственникам, а Кристина была против. Ну и, слово за слово, по пьяной лавочке случился конфликт. Мать вызвала каких-то отмороженных друзей, те приехали, начали лупить Кристину с мужем, да так, что последнему достались два ножевых. Потом приехали сотрудники, сообщили в опеку и те забрали ребенка.

Молодая мама вертится вокруг Насти, бабушка пеленает внука. Все происходит синхронно, спокойно и на первый взгляд не скажешь, что эти две хрупкие женщины способны довести мужиков до поножовщины.

Ребенок смотрит на меня с опаской, а при попытке приблизиться более чем на три шага начинает плакать и прятаться за мать. Юля объясняет, что это последствия изъятия из семьи. Она говорит, что отказная палата, куда сдают ребенка на период, пока взрослые выясняют отношения, подобна камере хранения на вокзале. Проблема, правда, в том, что у ребенка и чемодана, - даже очень дорогого и кожаного, - есть ряд принципиальных различий.

Они тут лежат одни! Вообще одни! - слезоточит мать Кристины, которая после отъезда внучки прописалась в палате, - нянечек нет, медсестры заняты своими делами. Дети орут, плачут, кроме волонтеров с ними никто не занимается!

Юля дает знак, что стоит покинуть палату и оставить женщин наедине с детьми. Пока мы блуждаем по этажам в поисках выхода, я пытаюсь прояснить детали:

А почему у нее забрали старшего ребенка, а младшего оставили? Не логичнее ли наоборот?

Младшего она родила, когда Настя уже забрали.

Тогда еще более непонятно. Если у непутевой матери не забирают сына, значит причин, по которым необходимо изолировать от нее дочь, больше нет. Значит, получается, надо ее отдать. А если дочь не отдают, значит есть некая причина ее удерживать? И в этом случае, получается, надо забрать и сына? Нет?

Собственно, этот вопрос и будет решаться через несколько дней на суде по лишению родительских прав.

Мы идем по лесопарковой зоне в ближайшем Подмосковье. Кристина говорит, что тут расположен ее дом. Часом ранее Юля шепнула мне в машине, что под домом подразумевается обитый жестью сарай без окон, электричества, воды и отопления.

Кристина рассказывает о своих сложных взаимоотношениях с органами опеки:

После того случая с дракой к нам пришли тетки из органов опеки и сказали, что Настю надо положить в больницу. Сказали, что жить в этом доме нельзя, но я могу забрать Настю, как только куплю билет до Тамбова.

Тамбова?

Да, в детстве мы жили с мамой в Тамбове, а как умер брат, приехали к родственникам в Подмосковье. Потом, правда, поругались с ними и съехали, но я уже жила с Толиком.

Толиком?

Да, мы с ним сошлись, когда посадили Сергея, отца ребенка.

Понятно, - я решил оборвать на этом историю, чтобы не запутаться еще больше, - так и что там с опекой было дальше?

Я собрала Настю, отвела в больницу. Потом нашла денег и купила билет. Но когда я пришла в опеку, они сказали что я плохая мать. Почему это я, говорю, плохая мать? А они - у тебя нет документов на ребенка! А я им говорю - как же нет, вот они! И показываю свидетельство, выписки там, прививочки всякие. Они говорят: дай посмотреть. Я им дала, а они не вернули: сказали идти за ними на комиссию по делам несовершеннолетних…

Фантастика. Я много слышал историй: слышал, когда ребенка отбирали с ментами, слышал, когда дети убегали сами и просили снять опеку с родителей. Но такое – впервые.

Тем временем мы подходим к дому.

Кристина уверяет, что жили они тут недолго, потому что Толик потерял работу и со съемной комнаты их попросили. Пришлось приехать в летнюю резиденцию матери, с которой были и без того напряженные отношения.

Собственно, тут и произошел конфликт: в крохотной комнатушке без окон, где единственным намеком на технологический прорыв человечества являются часы на батарейках.

Среднестатистический житель провинции на севере Таиланда был бы счастлив заполучить такие хоромы. С другой стороны, тревогу сотрудников органов опеки, которые вряд ли стали разуваться на пороге, тоже можно понять.

Мы покидаем шалаш и отправляемся в опеку.

На подступах к опеке довольно людно: мы попадаем в обеденный перерыв и занимаем очередь. Юля объясняет, что Кристине нужно получить официальное разрешение на посещение ребенка.

По словам Кристины, она ходит сюда второй месяц, но каждый раз ее посылают. И судя по тому, как уверенно она показывает сторону улицы, откуда начальник опеки приходит с обеда, это похоже на правду.

Я тем временем разглядываю людей в очереди. Контингент посетителей самый разный: от умиротворенных и сияющих добротой женщин в годах, до молодых и нервных девчонок, вроде той, с которой мы приехали. К одной из них моментально бежит Юля: отказывается, это Лена, тоже одна из мам, которая добивается восстановления прав на ребенка.

В два часа открывается дверь и вереницу граждан, страждущих детей, - своих или приемных, - засасывает в самую глубь уполномоченного органа.

Начальник опеки заметно напрягается, увидев камеру.

Первые пятнадцать минут женщина демонстративно говорит по телефону с коллегой из соцобеспечения, призывая пустить какую-то сироту без очереди, а потом предлагает нам «посопровождать» на волонтерских началах пару сирот на выбор: девочку с ребенком на последнем курсе или мальчика, вышедшего недавно из мест лишения.

Тем не менее, заявление Кристины принимают, назначают входящий номер и даже обещают, - в разумных пределах, разумеется, - ускорить бюрократический процесс.

На сегодня все дела сделаны.

Через пятнадцать минут едем домой. Но не в тот дом, где два месяца назад Кристина замывала кровавые пятна от Толика, а другой, где молодая мама проживает сейчас.

Джен Саймон

колумнист

Проблема с тем, чтоб завести двоих детей, заключалась вот в чем. Мой первый ребенок был ужасно непростым. Я бы даже сказала, он был самым тяжелым ребенком на свете. Он не спал вообще. До тех пор, пока мы, отчаявшись, не научили его засыпать в 10 месяцев с помощью метода «оставить проораться», он просыпался ночью каждый час. Но это не спасло нас от ежедневной ранней побудки. До полутора лет он просыпался каждый день в 4-4:30 утра. Каждый. Божий. День. Я была абсолютно вымотана и пребывала в глубокой депрессии, а после у меня заняло два года, чтоб выкарабкаться.

Мы с сестрой давно взрослые и у нас с ней очень близкие и доверительные отношения. Мне хотелось бы, чтоб у моего сына тоже было нечто подобное. Плюс, я сижу дома и моя жизнь, как и жизнь мужа, вертится вокруг нашего ребенка. А нам не хотелось бы, чтоб он вырос избалованным маленьким принцем. Кроме того, не могу даже объяснить почему, у меня всегда было чувство, что без второго ребенка моя семья не будет полной.

Когда моему сыну исполнилось два, он наконец начал спать аж до 5-5:30 утра. Я начала принимать антидепрессанты и осознала, что вроде бы справляюсь с родительством и иногда оно даже приносит мне радость. Короче, наступил момент, когда можно было бы родить второго.

Когда я сказала об этом мужу, он посмотрел на меня в ужасе. «За что ты так с нами?» - спросил он. Я понимала, о чем он. Я только-только начала понимать, на каком я свете. Мой брак начал вновь налаживаться, мое тело стало приобретать прежние очертания, а моя жизнь стала похожей на нормальную. Так почему я опять собираюсь пройти через весь этот младенческий кошмар? Я не знала ответа. Я просто знала, что должна завести второго ребенка.

Весь следующий год я пыталась забеременеть и все это время думала а правильно ли я поступаю. Каждый раз делая тест и получая отрицательный результат я испытывала одновременно разочарование и облегчение. Меня разрывало на части. С одной стороны я очень хотела второго ребенка. С другой - ужасно боялась еще раз все это пережить. Я с ужасом думала, во что я превращусь после еще пары лет без сна. Но, несмотря на все эти мрачные мысли, мы с мужем старались и в итоге я забеременела. Как раз к трехлетию нашего сына.

Когда я была беременна старшим сыном, я боялась всего на свете. Что если его похитят? Убьют? У него обнаружат психическое заболевание? Я боялась всего, что только можно было вообразить. Когда я была беременна втором сыном, все, чего я боялась - опять лишиться сна. Удасться ли мне когда-нибудь выспаться? Будем ли мы с мужем постоянно орать и ругаться, споря, допустимо ли использовать метод «проораться»? Окажется ли наш брак опять под угрозой только из-за того, что мы оба будем постоянно слишком уставшие и раздраженные? Впаду ли я снова в тяжелую депрессию? И главное, что меня мучило - не буду ли я жалеть, что все таки решила родить второго?

В итоге, все оказалось не так страшно. Ну да, у нас были непростые моменты, но вовсе не такие ужасные, как я ожидала. Мой старший сын обожает брата и всегда рад помочь мне. А малыш? О, он настоящее чудо. Счастливый улыбчивый мальчик. Когда я вхожу к нему в комнату утром (в 6 утра, или даже позже, как к нормальным детям!), он всегда улыбается и гулит, а я каждый раз думаю: «Боже, да этот малыш - настоящий подарок!».

Чтобы не пропустить ничего полезного и интересного о детских развлечениях, развитии и психологии, подписывайтесь на наш канал в Telegram. Всего 1-2 поста в день.

Еще интересное:

Как уложить ребенка спать без мучений: 11 советов от консультанта по сну Как победить школьный буллинг. История одной мамы